материального благосостояния значительной части «белой
Америки» в 50—60-х годах, относительное сближение
структур потребностей и уровней потребления и нивелировка ценностных ориентаций в рамках так называемых
«средних классов» рождали в сознании американского
обывателя ожидания и притязания в духе идеалов «нового фронтира» и «великого общества», сформулированных
буржуазным истеблишментом в 60-х годах. А главное —господствующий класс Америки именно к этому и стрэ-
мился — они рождали иллюзии33 относительно осуществимости освященных официальной утопией идеалов демократии, свободы, равенства, изобилия и т. п.
Надо, однако, заметить, что утопические иллюзии, рождающиеся (стихийно или под воздействием средств
массовой коммуникации) в сфере обыденного сознания, обладают скрытым взрывным потенциалом. Они становят-
33 Американский социолог И. Кристолл утверждает, что американцам свойственно стремление к идеальному обществу и что «широкая публика» настаивает на утопическом представлении о человеке, истории и обществе (Kristol I. On the Democratic Idea in America. N. Y., 1972, p. 148). Этот утопизм, чреватый, как пишет Кристолл, «истеричностью», американский социолог связывает, в частности, с щедрыми обещаниями, раздаваемыми «широко публике» политиками и идеологами — обещаниями, которые
и самой этой публикой осознаются как демагогические, но которые стали той частью социально-политического декорума, без
какой обыватель уже не мыслит себе «нормальной» политической жизни.
219
Ся стимулятором протеста (история Америки доказывала
это много раз), способствуют «прорыву» из сферы обыденности в сферу преобразующего действия34, в частности, массовых движений — религиозных, социальных или политических, которые переводят утопическое сознание из
одного «регистра» в другой.
Именно так случилось — в очередной раз — в 60-х —начале 70-х годов, когда страну охватили массовые демократические движения. Эти движения, в которых важную
роль играли «новые левые», вовлекли в свои ряды
сотни тысяч американцев, прежде всего молодежи. Они
дали мощный импульс развитию утопического воображения и породили немало утопических представлений относительно Америки и мира в целом.
«Новых левых», правда, нередко упрекали в отсутствии ясного представления о новом обществе, которым они
хотели бы заменить существующие, в отсутствии альтернативного, в том числе и утопического, социального проекта.
«Недостаток студенческой революции и особенно „новых
левых11— писал в этой связи Карл Ландауер,— заключается
в том, что они не имеют ни утопии, ни философии детерминизма... Утопия, на которой такие действия могут быть
основаны,— поясняет Ландауер свой вывод,— должна
быть более чем простым перечислением излюбленных авторами этических норм. Усилия должны быть приложены
к тому, чтобы показать, как элементы желаемого общества могут быть приведены в соответствие друг с другом, как они могли бы дополнить друг друга и дать людям возможность соответствовать требованиям жизни» 35.
34 Европейская культура выработала целую систему механизмов
погашения преобразующих импульсов, рождаемых недовольством, накапливающимся в сфере обыденной жизни. Одним из
механизмов подобного рода является карнавал (в рамках католической субкультуры). Ничего не меняя в реальной организации общественной жизни, карнавал как узаконенная игра в радикальные (доходящие до перехода в противоположность) превращения в какой-то мере гасит эти импульсы. См. о карнавале
и его социальных функциях: Бахтин М. Творчество Франсуа
Рабле и народная культура средневековья и ренессанса. М., 1965. В Америке не сложилось карнавальной традиции. Здесь
некоторые его функции выполняли массовые стихийные движения, неожиданно вспыхивавшие и столь же неожиданно (что
всегда удивляло европейских наблюдателей) угасавшие, чтобы
через некоторое время вспыхнуть вновь.
35 Landauer С. The Student Revolt.— Yale Review, 1970, vol. 60, N 2, p. 176.
220
У «новых левых» мы и вправду не найдем «завершенных» проектов нового общества, которые выглядели бы
как целостная система взаимокоординированных идеалов
и давали всестороннее и полное представление о его институтах и ценностях. Они не разработали самостоятельных и оригинальных социальных утопий на манер Р. Оуэна, Ш. Фурье или Э. Беллами, т. е. утопий — проектов, в которых неспешной и твердой рукой были бы прорисованы не только четкие контуры грядущего общества, но и
вычерчены все его детали и которые оставалось бы только
претворить в жизнь.
На то были, однако, свои причины — и общего, и частного характера. Массовые утопические движения на первых этапах своего развития вообще редко производят на
свет самостоятельные утопии-проекты. У большинства
рядовых участников этих движений, конечно, имеются
свои — подчас несхожие — представления о «счастливом»
обществе, о «совершенных» принципах человеческого общежития. Но эти представления поначалу пе столько вырастают из данного движения протеста, сколько привносятся в него непосредственными его участниками, сознание которых стихийно сформировалось на базе наличных
социальных утопий и мифов о «золотом веке». И только потом, когда возникает потребность в рационализации мотивов и стихийно рождающихся представлений о целях
вспыхнувшего движения, когда оно вступает в стадию самопознания, накопленный им опыт кристаллизуется в новых утопиях и мифах.
Движение «новых левых» не было в этом отношении
исключением. Молодым интеллигентам и студентам, впервые в своей жизни ступившим на стезю бунта, опьяненным
непосредственным прикосновением к живой социальной
реальности, было не до сочинения утопий-проектов. И если
у некоторых из них и возникло такое желание и появилась
потребность бежать в мир теретического воображения, то
случилось это позднее.
Однако, не располагая (по крайней мере, на первых
порах) утопиями-проектами, «новые левые» имели «уто-
иии-идеи», т. е. спонтанно сложившиеся и не образующие
целостной системы представления о желаемом обществе, о «земле обетованной». Их воображение было устремлено
не к тому обществу, которое реально вырастает из существующего, и даже не к идеальному обществу, конструируемому разумом для грядущих поколений и сияющему хо221
лодным светом совершенства, а к «свободному» и «счастли
вому» обществу, в котором они хотели бы жить сами — жить
уже сегодня36.
Специфика выражения рядовыми леворадикалами сво
их представлений о «счастливом» обществе заключалась
и в том, что, отдавая приоритет непосредственному дей
ствию перед теорией, они стремились воплотить эти представления в реальной практике протеста, в формах пово
дения, посредством которых они хотели не только подчер
кнуть оппозиционность истеблишменту, но и выразить
собственное вйдение «свободного общества» и «свободного
человека». Во всяком случае, среди определенной части
«новых левых» отчетливо прослеживалась тенденция к
созданию внутри существующего буржуазного общества
«параллельного» «островного» мира со своими принципами, нормами, языком, символикой, целями, которые подчеркивали бы их о п п о зи ц и о н рю с ть принципам и нормам
существующего мира.
В целом мы можем сегодня говорить о существовании
в Америке широкого спектра социальных утопий, отличающихся друг от друга по конкретному содержанию, социальному смыслу, политической направленности, форме, уровню функционирования. Особо следует подчеркнуть их