Выбрать главу

рисовать конкретную картину социалистической Америки, он все же формулирует некоторые принципы, раскрывающие суть его понимания социализма. Он убежден в том, что вопрос о собственности на средства производства и

контроле над ними остается важнейшим вопросом, имеющим прямое отношение к социальной трансформации общества. Однако поскольку сегодня в этом плане, как он

полагает, капитализм «работает» (в процессе «саморазру

шения») на социализм, то задача заключается прежде всего в том, чтобы направить этот процесс по демократическому руслу, т. е. действовать в направлении последовательного и всестороннего осуществления принципов

демократии. «Если мужчины и женщииы 1776 г. боролись

за превращение демократии в принцип нашей политической жизни, мы стремимся сделать ее также принципом

нашей экономической и социальной жизни» 69

Харрингтон отвергает социальные, экономические и политические структуры, существующие в социалистических

странах, видя в них «отклонение» от принципов демократии, а тем самым и от принципов социализма. Отвергает

он и стратегию и тактику социалистических преобразований, которые использовались в этих странах как «бюрократические» и «тоталитарные». Харрингтон выступает за

демократическое осуществление коллективизации путем

использования легальных, находящихся сегодня в руках

67 Harrington М. The Socialist Case.— The Center Magazine, 1976.

July — August, p. 60.

68 Ibid.

69 Ibid., p. 61.

10 Э. Я. Баталов 289

буржуазии механизмов и институтов власти, в частности

демократической партии, которая, как он полагает, могла

бы превратиться в дальнейшем в массовую левую партию.

Программа Харрингтона лежит в русле социализма, поскольку предполагает радикальную трансформацию отношений собственности и ликвидацию капиталистической

эксплуатации. Но эта программа носит утопический характер, поскольку строится, как и программа Лернера, без

учета реальных тенденций развития капиталистической

Америки.

§ 2. Негативная утопия и антиутопия

Послевоенные годы стали периодом расцвета негативных утопий (дистопий) в американской футурологии, публицистике и особенно художественной литературе, где они

проявились в жанре фантастики70. «Торговцы космосом»

(в русском переводе «Операция Венера») Ф. Пола и

С. Корнблата, «Механическое пианино» (в русском перэ-

воде «Утопия 14») К. Воннегута, «451° по Фаренгейту»

Р. Бредбери; «Билет на Транай» Р. Шекли; «После бедлама» У. Гвина; «У последней черты» Ю. Бердика и X. Уилера; «Семь дней в мае» Ф.. Нибела и У. Бейли... Вот лишь

некоторые из сотен произведений этого жанра, издающихся

миллионными тиражами и проникшими во все уголки

Америки. Но уже они позволяют исследователю более или

менее точно определить спектр негативных идеалов («антиидеалов»), характерных для общественного сознания

послевоенной Америки.

70 Имея в виду дискуссионный характер вопроса о соотношении

социальной утопии (позитивной и негативной), фантастики и

научной фантастики, заметим, что мы рассматриваем эти понятия как нетождественные. Утопия может не содержать в себе

ровно ничего фантастического, а фантастика — быть свободной

от всякого утопизма. При этом она может быть социальной, научной или технической, ибо когда мы говорим, например, о «научной фантастике», то имеем в виду не уровень ее научности

или степень соответствия требованиям, предъявляемым к научному произведению, а ее объект, каковым может быть не только наука, но также техника, социальная сфера, политика. Вместе с тем фантастические (научно-фантастические) произведения могут содержать в себе и социально-утопические идеалы, а социальная утопия — использовать приемы, присущие фантастике. Эта тенденция заметно усилилась в условиях массового

распространения знаний и увеличения прослойки ученых среди

писателей-фантастов.

290

Выражая негативное отношение к таким явлениям, как

мировая термоядерная война, разрушение природной среды, усиление роли буржуазного государства и дальнейшая

бюрократизация общественной жизни, ограничение прав

и свобод граждан, изменение соотношения сил на международной арене и роли Америки в мире и т. п., негативные

утопии образуют широкий спектр типов, в рамках которого определяющая роль принадлежит антитоталитаристской, антитехнократической и антивоенной утопиям. Такое деление во многом условно, если иметь в виду, что

одна и та же негативная утопия может быть направлена

одновременно и против господства технократии, и против

войны, и против антидемократических тенденций. И все

же, если исходить из характера антиидеала, определяющего пафос и основную направленность той или иной конкретной негативной утопии, то предлагаемая типология

представляется достаточно обоснованной.

Среди наиболее зловещих антиидеалов современной

американской негативной утопии особое место занимает

«тоталитаризм», или «тоталитарная диктатура». Представление о «тоталитарном обществе», сложившееся в американском общественном сознании и политической социологии не без влияния со стороны иммигрантов, переселившихся в США из Европы в 30 х—50-х годах (в их числе

были такие фигуры, как Ханна Арендт, Герберт Маркузе, Эрих Фромм, Томас Молнар), основывалось во многом на

опыте Европы второй четверти XX в., в частности на опыте

немецкого фашизма. Проецируемый на фон послевоенной

Америки с характерными для нее тенденциями к усилению

роли и расширению функций государства и кризисом буржуазного индивидуализма71, этот опыт рождал представление о «тоталитаризме» как о системе, сущностью которой

является репрессивная диктатура целого по отношению к

части: общества — по отношению к индивиду, государства — по отношению к гражданину, организации — по отношению к ее члену.

Не последнюю роль в теоретическом и обыденном

оформлении такого представления сыграли романы О. Хаксли и особенно Дж. Орвелла, в первую очередь его «1984».

«Орвеллианский мир» (мир 1984-го) стал даже своеобразным символом мира «тоталитарной диктатуры», виу-

71 См.: Замошкин Ю. А. Кризис буржуазного индивидуализма и

личность.

291 10*

Шавшей страх не только американским левым, но также

сторонникам консервативных ориентаций и даже некоторым группам правых, поскольку в условиях США их мировоззрение продолжало формироваться на базе индивидуалистических, антиэтатистских ценностей.

Влияние европейского опыта и сопровождавших его политических интерпретаций проявлялось еще и в том, что

на протяжении 40—50-х годов представление о путях установления «тоталитарной диктатуры» в США связывалось, как правило, либо с «социалистической революцией» — в сознании правых, либо с фашистским переворотом — в сознании левых. Иными словами, эта диктатура рассматривалась как противоестественная по отношению к демократическим порядкам и процедурам, существовавшим (в

соответствии с конституционными актами) в Америке на

протяжении двухсот лет. Такое представление и поныне

сохраняется в сознании большей части американцев.

Однако сегодня оно все больше начинает оспариваться

как примитивное, не отражающее политической реальности нашего времени. Об этом свидетельствует, в частности, развернувшаяся на страницах журнала «Фючерист» дискуссия о возможности и путях установления «орвеллиан-

ского мира» в современных Соединенных Штатах.

Действие футурологического сценария Дэвида Гудмена «Как в Америке наступил 1984 год» развертывается

на фоне столь ординарных и почти привычных для современной американской социально-политической жизни

явлений, что наступление «1Э84./> выглядит пугающе естественным и правдоподобным. «К концу 60-х годов, — говорится в сценарии,— рост накопления расщепляющихся