поддержания жизни огромного числа людей на уровне ожидаемых ими жизненных стандартов» 79.
Массовая технофобия и лежащая в ее основе фетишизация науки и техники не могли не породить антитехно-
кратической и антисционтистской реакции в сфере сознания и культуры. За послевоенные десятилетия в Америке
появилась довольно обширная литература, в их числе и
негативные утопии, проникнутые критическим пафосом
в отношении науки и техники и направленные против ее
претензий на всевластие и всемогущество, на замену и
подмену человека машиной.
Классическим выражением антитехнократической негативной утопии до сих пор остается написанный еще в
1954 г. роман Курта Воннегута «Механическое пианино»
(в русском переводе «Утопия 14»). В Соединенных Штатах Америки конца XX —начала XXI в., где происходит
действие романа, господствует Машина. Правда, если посмотреть со стороны, то дела в обществе идут «лучше, чем
когда бы то ни было. Раз и навсегда после кровавой военной бойни мир, наконец, избавился от своих неестественных страхов — массового голода, массового лишения свободы, массового издевательства и массового убийства.
Говоря объективно, сведующие люди и законы мирового
развития, наконец, получили свой долгожданный шанс
превратить землю в приятную и приемлемую для всех
обитель, где спокойно, в трудах можно дожидаться судного
дня» 80. Но это только поверхностное, внешнее впечатление. Постепенно выясняется, что человек заплатил за благополучие дорогой ценой.
Гарантировав определенный минимум материального
благосостояния, Машина сделала человека собственным
79 Maloney 3. Past, Present and Future 1984 s.— The Futurist, 1979, Apr., p. 115.
80 Воннегут К. Утопия 14. М., 1967, с. 34.
296
придатком, поставила его под свой полный контроль и тем: самым фактически вытеснила из общества как нечто иррациональное и потому абсолютно лишнее. Формально у
власти находится немногочисленная технократическая
элита, уверенная в своем превосходстве над другими, в
«правомерности иерархии, возглавляемой управляющими
и инженерами» 81. Но и эта элита по сути дела лишена свободы принятия решений, ибо над всем обществом, в том
числе и над самой элитой, стоит творение человеческого
интеллекта и подлинный властитель Соединенных Штатов — ЭВМ ЭПИКАХ-Х1У. Сложилась даже новая поговорка: «машине и карты в руки». Потерянная в этом машинизированном мире, личность утрачивает «чувство
собственного достоинства...» 82.
Воннегут показывает, что такое общество не может не
вызывать протест — и со стороны люмпенизированной
массы, неизбежно порождаемой технократическим обществом, и со стороны части самой технократии. Никто из них
не знает точно, что именно надо делать с машинами и людьми, но все чувствуют — и в этом пафос и основная идея
книги,—что технократическое общество враждебно человеку и как таковое оно обречено на гибель.
Идея антигуманности и исторической обреченности
технократического мира пронизывает все антитехнокра-
тические негативные утопии. Но последние часто искажают действительную роль науки и техники в обществе.
Вырывая их из более широкого социального контекста, не
умея разглядеть их амбивалентную сущность, негативные
утопии часто перелагают на науку и технику чуть ли не все
бремя ответственности за существующее в мире зло. В итоге они сами становятся на путь фетишизации сил, против
которых ведут войну. Вот почему позитивное значение
этих произведений нередко связано с их критическим пафосом.
Один из поводов критики технократических идеалор
заключается в том, что обыденное сознание часто усматривает в развитии науки и техники и деятельности ученых
и инженеров чуть ли не главную причину появления оружия массового уничтожения и возникновения угрозы новой
мировой войны. Война же, особенно термоядерная, рас81 Воннегут К. Утопия 14, с. 33.
82 Там же, с. 128.
297
сматривается в современной американской негативной
утопии как одно из главных зол и опасностей, угрожающих
человечеству.
Во многих негативных утопиях последнего тридцатилетия действие либо развивается на фоне опустошительной войны, либо завершается ею. Причем независимо от
того, как трактуется причина войны и на кого возлагается
ответственность за нее (а здесь широкий спектр трактовок — от антикоммунистических до антиимпериалистических), война обычно рассматривается как источник
разрушения цивилизации pi уничтожения человеческого
рода.
Страх перед войной выступает одновременно и как
косвенная форма выражения страха перед ее источником, каковым оказывается — в зависимости от политических позиций автора и его кругозора — то военно-промышленный
комплекс, то недальновидное правительство, то «красная
опасность» (трансформирующаяся иногда в «желтую опасность», как, например, в «атомных утопиях» 83 П. Джорджа) , то правые, то левые силы.
Наиболее крупные из антивоенных негативных утопий, такие, как хорошо известный советскому читателю роман
Ф. Нибела и У. Бейли «Семь дней в мае», выступают в традиционной для негативных утопий и антиутопий функции
романа-предупреждения и тем самым выполняют важную
в нынешних условиях роль мобилизации сил на предотвращение новой мировой войны и разрядку международной напряженности.
В некоторых из современных американских негативных утопий звучат — порою глухо, неотчетливо — антиуто-
пические мотивы. Мы, пишет Дж. Мейлони, можем отвергать мир «1984-го» как зло, но при этом должны ясно представлять себе, что, во-первых, это зло неизбежное, а во-вторых, не такое уж страшное и незнакомое, как это кажется
на первый взгляд. Жизнь в маленьком городке, где каждый у всех на виду, где все знают все обо всех и находятся
во власти обычая и общественного мнения, по сути мало
чем отличается от жизни в «орвеллианском мире», утверждает Мейлони. Так что стремясь оттянуть приход «1984», говорит он, мы не должны так уж сокрушаться, когда он
все-таки наступит. Надо будет только приспособиться, 83 Об «атомных утопиях» (понятие, введенное А. Мулярчиком) 60—70-х годов см.: Американская литература и общественно-политическая борьба. М., 1977.
298
привыкнуть к нему как к миру, который может нам и не
нравиться, но который вовсе не является наихудшим из
возможных миров, ибо его обитатели имеют, по крайней
мере, пищу, одежду, жилье и получают медицинскую помощь 84.
В рассуждениях Мейлони четко проявляется направление эволюции современного американского утопического сознания (по крайней мере, некоторых его потоков): уменьшение дистанцированности утопического идеала.
Когда зло кажется неизбежным, позитивным идеалом становится наименьшее из возможных зол, которое в итоге
перестает даже восприниматься как зло. Негативная утопия, как отвергаемая сегодня форма возможного бытия, становится... утопическим идеалом. Предел, отделяющий
реальное от возможного и возможное от желаемого, уменьшается до ничтожно малой величины, так что границы их
фактически совпадают, и остается радоваться уже тому, что мы имеем пищу, одежду, жилище, и мечтать о том, чтобы не стало хуже.
Перед нами классическое по своей четкости и внутренней логической последовательности выражение кризиса
буржуазного утопического сознания и скрытое отрицание
утопии как таковой. Тут, конечно, еще нет того страха
перед возможностью осуществления утопических идеалов, который с такой силой проявился в европейской культуре
полвека назад, нет сознательного, философски обоснованного отрицания попыток построить проект «идеального общества».