труд игровой момент, сделать его «формой радостного самовыражения и самоосуществления» 20.
Мечтали о сообществе, в котором жизненные цели задавались бы не внешней необходимостью, а «нерепрессивными» внутренними побуждениями индивида, где господствовали бы не материальные, а духовные стимулы и где
он мог бы в итоге почувствоватьь себя свободнее, чем
прежде.
Мечтали о сообществе, в котором человек снова вошел
бы в «дружественный» контакт с природой как источником не столько материального богатства, сколько нравственной чистоты, физической силы и творческой актив-
19 См.: Hourriet R. Op. cit.
20 Otto H. Op. cit., p. 16.
320
иости. Об .«опрощений»21, избавлении от множества
«ненужных»\вещей и «упрощении», т. е. создании несложной, «прозрачной» социальной организации, в которой
каждому бьыщ бы видны действующие социальные механизмы и где он мог бы с полным основанием и знанием
дела выносить свои суждения о всех социальных явлениях
и процессах, прбтекающих у него перед глазами.
Мечтали и о многом другом, мелком и большом, но
суть альтернативы, которая вставала за этими мечтами, носила отчетливо выраженный антропоцентристский характер. В центре утопического сообщества стояло не государство, не общество, а человек,— свободный, гармоничный человек, каким они могли его себе представить в
условиях отчужденного массового потребительского общества.
Таким образом, социальные идеалы, которые пытались
осуществить на практике коммуны 60—70-х годов, лежали
в основном в русле романтической, демократической и социалистической утопий, хотя применительно к той или
иной конкретной утопии это соответствие, как правило, никогда ие было полным и однозначным.
Характерно, что вопросы о формах собственности, способе распределения прибавочного продукта, организации
производства, которые так волновали утопистов XIX в.
и которым они обычно уделяли столько внимания, для
большинства современных утопистов-практиков оказываются как бы «проходными», второстепенными, рутинными
вопросами, решение которых вверяется стихии повседнев-
21 «Я пришел сюда,— рассказывает член одной из утопических
коммун,— потому что я хотел упростить, насколько это возможно, свою жизнь... Мне было от чего отказаться — от машины, магнитофона, от миллиона ненужных вещей...
В течение какого-то времени я пытался заниматься политикой, но наступило время, когда я больше не мог просто агитировать за социальные изменения, я должен был жить ими.
Изменения происходят пе где-то вовне или извне... Они происходят здесь. Вот с чего я должен начать, если хочу изменить всю
эту... систему.
...Мы больше не хотим, чтобы над нами довлели материальные
интересы или интересы карьеры, удерживающие нас на работе
с девяти до пяти, или стремление получить двухнедельный отпуск, погулять где-нибудь за городом на открытом воздухе.
Я мечтал быть членом какого-нибудь племени, где все заряжены на деятельность, где люди заботятся друг о друге, где
никто не обязан работать, но каждый хочет что-то делать, ибо
наше счастье и само наше существование зависит от каждого
из нас» (Melville К. Communes in the Counter Culture, p. 11, 12).
321
йс>й Лшзнй и общественного мыбнйя. Отчастй Э1*о связайо, по-видимому, с общей недооценкой вопроса с/ роли собственности в решении проблемы человека, /недооценкой, которая стала типичной чертой современной социал-демократической, буржуазно-критической мыбли и которая
не смогла так или иначе не сказаться на представлениях об альтернативном обществе. Отчасти это связано, видимо* и с тем* что практическо-утопическое сознание, сформировавшееся потребительским обществом (достигшим
высокого уровня материального развития и ориентированным на осуществление определенных целей), снимает
как несущественный вопрос о средствах их достижения.
Правда, в ходе решения практических задач, связанных с
«отладкой» механизма утопической коммуны, все эти
проблемы дают о себе знать в полной мере, но сути дела
это в общем не меняет: вопрос об утопических целях рассматривается вне непосредственной связи с вопросом о
средствах их достижения.
Жизнь в утопической общине могла на какое-то время
доставить ее обитателям чувство психологического облегчения и морального удовлетворения, ибо она, как правило, резко контрастировала с жизнью окружающего мира. На короткий период во многих коммунах действительно удавалось, несмотря на все материальные трудности, создать
новую атмосферу, свободную от духа стяжательства и потребительства, взаимной вражды, конкуренции, от страха
потерять работу и утратить свое положение в обществе, от подневольного труда и постоянной, порою бессмысленной «гонки за жизнью». Об этом чувстве облегчения и
свободы говорили многие коммуналисты22.
Однако проходило время, и если община не распадалась, а превращалась в сколько-нибудь устойчивую автономную систему, то тогда ей приходилось сталкиваться с
целым рядом рутинных, прозаических вопросов, связанных с хозяйством, регулированием отношений членов общины друг с другом и с окружающим миром, которые
порождали собственные противоречия, проблемы и трудности, отсутствовавшие в том мире, из которого они сознательно бежали.
Осуществить более или менее полно весь комплекс
провозглашенных принципов и закрепить их результаты
22 См.: Hourriet R. Getting Back Together; Melville К. Communes in the Counter Culture. N. Y., 1972.
322
в практике* повседневной жизни ни одной из коммун 60—70-х годов практически не удалось23. Реальный коммунальный порядок оказывался во многом не похожим на
тот, к которому стремились организаторы общин. В качестве примера можно сослаться на опыт той же Твин Оукс, тем более, что это была, так сказать, «целевая» община, организаторы которой хорошо знали, чего они хотят. Свидетельствует член общины: «Мы сами производим говядину, свинину и растительную продукцию; снабжаем себя
собственными молочными продуктами; сами ремонтируем
легковые автомобили и грузовики, а также сельскохозяйственные машины; сами выполняем работу архитекторов, плотников, водопроводчиков и электриков; доход мы получаем в основном от продажи веревочных гамаков, производимых кустарным способом, а также от продажи собственных публикаций, переписки на машинке, выполнения
разного рода ручных работ, кратковременной работы в соседних городах. У нас нет единого лидера. Весь доход и
большая часть собственности являются общим достоянием. Руководство, выполняющее планировочно-управленческие функции, несет ответственность за оформление решений достигаемых путем выражения и согласования
мнений. Система трудовых кредитов помогает нам организовать и делить поровну постоянно меняющийся поток
работы. Потребности каждого индивида в пище, одежде, жилище и медицинском обслуживании обеспечиваются
общиной. С течением времени Твин Оукс создала уникальную культуру, которая продолжает развиваться.
Сотрудничество вместо конкуренции; стремление скорее
поделиться с другими, нежели захватить все самому; равенство вместо эксплуатации; уступчивость вместо агрессивности; разум вместо авторитета; устранение сексизма, расизма и консумеризма — таковы некоторые из идеалов, на которых строится наша культура» 24.
Легко видеть, что здесь мало что осталось от проекта
американского бихевиориста25. Как писал один из «гостей»
23 Мы здесь не говорим о типично религиозных общинах, жизнь
которых имеет свою специфику, связанную с приверженностью
религиозной догме.
Walker R. Op. cit., p. 600, 601.
Любопытно, что, соглашаясь с тем, что Твин Оукс сильно напоминает другие утопические общины, представляя собой «сочетание планирования и хэппининга» (Walker #., р. 602), ее