После первого неурожая цены на хлеб поднялись до 1–2 руб. за четв., к концу голода — до 3–4 руб. за четв. По данным Хронографа редакции 1617 г., до Смуты рожь продавали по 3–4 коп. за четв. Приняв эти данные как исходные, В. И. Корецкий заключил, что во время голода цены «возросли в 80–120 раз!»[4] Однако надо иметь в виду, что данные Хронографа носят случайный характер. Как показал А. Г. Маньков, устойчивое повышение хлебных цен произошло уже во второй половине XVI в. На протяжении 1594–1597 гг. власти Новгорода продавали конфискованную рожь по цене, равной 30 коп. за четв.[5] По сравнению с названной средней ценой рожь вздорожала в годы голода в 10 раз, по сравнению с дешевыми ценами — еще больше. Любопытные сведения о ценах сообщают служилые иноземцы Я. Маржарет и К. Буссов, владевшие поместьями в центральных уездах и осведомленные насчет хлебной торговли. По словам Я. Маржарета, мера ржи, стоившая прежде 15 солей (около 6 коп. — Р.С.), в годы голода продавалась почти за 20 ливров или за 3 руб.[6] Хлебные цены, писал К. Буссов, держались на высоком уровне до 1604 г., когда кадь ржи продавали в 25 раз дороже, чем в обычное время.[7] Таким образом, и Маржарет, и Буссов одинаково, считали, что хлеб подорожал примерно в 25 раз.
Начиная с весны 1602 г. население стало массами гибнуть от голода. Люди поедали кошек и собак, мякину и сено, коренья и траву. Отмечены были случаи людоедства. В городах не успевали подбирать мертвые тела. На сельских дорогах трупы становились добычей хищных зверей и птиц.[8]
Некоторые современники пытались определить общее число жертв «великого голода» в России. Не позднее второй половины 1602 г. житель Важской земли записал на полях служебной Минеи за октябрь: «А людей от голоду мерло по городом и посадом и по волостем две доли, а треть оставалась».[9] Жителю разоренных северных мест казалось, что по всей стране вымерло две трети жителей.
На юге жить было легче, и здесь летописцы определяли число умерших в одну треть. Неизвестный житель Почепа записал: «Лета 7110 году 111 глад бысть по всей земли и по всему царству Московскому при благоверном царе Борисе Федоровиче всея Руси и при святейшем потриярхи Иеве и вымерла треть царства Московского голодною смертью».[10] Приведенные записи не заключают в себе никакой точной информации. Они запечатлели в себе лишь чувство ужаса очевидцев, пораженных масштабами бедствия.
Даже правительство не имело точных данных о числе умерших по всей стране. «Счисление» умерших систематически проводилось лишь в пределах столицы. Специально выделенные команды ежедневно подбирали трупы на улицах и хоронили в огромных братских могилах. Царь Борис велел обряжать мертвецов в казенные саваны, и приказные вели счет холсту, отпущенному из казны. «И за два лета и четыре месяца, — записал А. Палицын, — счисляюще по повелению цареву погребошя в трех скудельницах 127 000, толико во единой Москве».[11] Близкую цифру — 120 000 сообщает Я. Маржарет.[12]
В начале XVII в. население Москвы не превышало 50 000 человек.[13] Отсюда следует, что основную массу умерших составляли беженцы. Очевидцы засвидетельствовали тот факт, что в столице искали спасения голодающие из многих подмосковных городов и деревень.[14]
Борис Годунов занял трон вопреки воле аристократии. Он использовал раскол в Боярской думе и сумел опереться на Земский собор и столичное население. В годуновских «утвержденных» грамотах старательно проводилась мысль о том, что Борис был избран на трон соборными чинами и «всенародным множеством».[15] В речи по случаю коронации Годунов поклялся перед всем народом, что в его царстве не будет нищих.[16] В дальнейшем Борис не раз повторял, что готов поделиться с бедными последней рубашкой.[17] Податное население было на год освобождено от налогов. Финансовые меры Годунова клонились к тому, чтобы облегчить участь черных людей, сделать обложение более равномерным и справедливым, чтобы народу «впредь платить без нужи, чтоб впредь (всем. — Р.С.) состоятельно и прочно и без нужи было».[18] Доктрина всеобщего благоденствия получила отражение в дипломатической документации. Характеризуя деятельность Бориса Годунова, Посольский приказ подчеркивал, что новый царь «всероссийской земле облегчение и радость и веселие показал… всю Рускую землю в покое, и в тишине, и во благоденственном житии устроил».[19]