В указе о крестьянах, по-видимому, получили отражение челобитные двоякого рода: одни челобитчики жаловались на разорение своих крестьян и невозможность уплатить подати, другие пытались использовать момент, чтобы пополнить крестьянское население своих поместий. Формально закон о крестьянском выходе 1601 г. ставил в равное положение уездных детей боярских и служителей дворцовых и приказных ведомств, разрешая всем им возить крестьян «промеж себя». Фактически же разоренные мелкопоместные дети боярские из провинции не могли тягаться с помещиками, занимавшими доходные места при царском, дворце и в столичных приказах.
«Чиновные» группы, перечисленные в указе, надеялись использовать временное возобновление Юрьева дня в своих интересах. Эти группы были не слишком многочисленными, но по своей близости к царскому дворцу и правительству имели возможность заявить о своих нуждах и добиться желательного для них решения. Масса уездных помещиков располагала гораздо меньшими возможностями влиять на законодательство.
В пределах Московского уезда крестьянские переходы были запрещены для всех категорий землевладельцев. Экономические последствия подобного распоряжения были самыми неблагоприятными. Крестьяне из разоренных мелких поместий, лишенные какой бы то ни было помощи, в большом числе двинулись в Москву в поисках спасения. Большая часть из них погибла от голодной смерти. При повторном издании указа о Юрьеве дне в 1602 г. Московский уезд был включен в сферу действия указа о возобновлении Юрьева дня. Многие дворцовые и приказные служители имели подмосковные деревни. По указу 1602 г. они получили право свозить крестьян. Аналогичного права в 1602 г. добились низшие придворные чиновники — жильцы.[6] Согласно Разрядным росписям 1604 г., жильцы имели поместья от 200 до 400 четв.[7] Такие оклады были типичны для среднего дворянства.
Практика выхода крестьян в 1601–1602 гг. давно привлекала внимание исследователей. М. А. Дьяконову и И. И. Смирнову удалось обнаружить единичные указания источников на «отказ» крестьян и бобылей.[8] Находки В. М. Панеяха и В. И. Корецкого значительно расширили поле наблюдений. В. М. Панеях систематизировал данные кабальных книг, содержащих сведения об «отказах» из-за помещиков преимущественно бедных крестьян и бобылей.[9] В. И. Корецкий обнаружил в архивах ряд поместных дел, связанных со «свозом» крестьян.[10] Использовав новые материалы, В. И. Корецкий всесторонне исследовал факты, связанные с практической реализацией указов Годунова о восстановлении Юрьева дня.
Характеризуя выход крестьян в Юрьев день, некоторые исследователи считали возможным писать о борьбе помещиков за «рабочие руки».[11] Употребление подобного термина представляется неудачным. Объектом феодальной эксплуатации были не «рабочие руки», а хозяйство крестьянина в целом, основная ячейка всей экономической структуры феодального общества.
Сохранившиеся фрагменты об «отказах» в 1601–1602 гг. показывают, что помещики сравнительно легко отпускали обнищавших крестьян. Последние сохраняли свое значение в качестве «рабочих рук», но не имели запасов хлеба, семян, скота и пр. Они были лишними ртами в имении и к тому же за них надо было платить подати. Отпуская таких крестьян, землевладелец мог получить с них кое-какие деньги или имущество в счет выходных платежей.
Совсем иным было отношение помещиков к выходу «прожиточных» крестьян, имевших хлебные запасы, скот и прочее имущество. Материалы, выявленные В. И. Корецким, подтверждают это с полной очевидностью.[12]
Десятилетняя практика заповедных и урочных лет приучила помещиков рассматривать своих крестьян как крепостных. Для мелкопоместного сына боярского потеря нескольких крестьян равнозначна была разорению. Неудивительно, что уездные помещики отказывались повиноваться правительственным распоряжениям, силой удерживали у себя крестьян, отбирали у них «животы» и хлеб. Жалобы на насилия, поступавшие со всех сторон, побудили правительство пополнить указ 1602 г. новыми пунктами. «А из-за которых людей, — гласил закон, — учнут крестьян отказывати, и те б люди (помещики. — Р.С.) крестьян из-за себя выпускали со всеми их животы, безо всякие зацепки, и во крестьянской бы возке промеж всех людей боев и грабежей не было и силно бы дети боярские крестьян за собой не держали и продаж им ни которых не делали; а кто учнет крестьян грабити и из-за себя не выпускати, и тем от нас быт и в великой опале».[13]