Мнишек спешил взять в свои руки интригу. Он не только принял Отрепьева с царскими почестями, но и решил породниться с ним. Поощряемый Мнишком самозванец сделал предложение его дочери Марине. Отец встретил новость благосклонно, но объявил, что даст ответ после того, как «царевич» будет принят королем в Кракове.
Сватовство дало Мнишку благовидный повод для обращения Отрепьева в истинную веру. Будучи ревностным католиком, воевода не желал иметь православного зятя. Находившиеся в Самборе бернардинцы пришли ему на помощь. Отрепьеву волей-неволей пришлось участвовать в ученых диспутах с ними. Отрепьев защищал православие без всякого воодушевления и, более того, дал понять собеседникам, что за ним дело не станет и вопросы веры могут быть решены к общему удовольствию.[36]
В своей рискованной игре Мнишек добился бесспорного успеха. Воспитанник иезуитов, Сигизмунд III, не жалел сил для поддержки католической контрреформации в Восточной Европе. Обещания Мнишка относительно перехода московского «царевича» в католичество усилили его интерес к интриге.
Признание самозванца означало войну. Но король не мог решить вопроса о войне без совета сенаторов и постановления сейма. К началу марта, когда Мнишек привез Отрепьева в Краков, большинство сенаторов выразили свое мнение по поводу затеваемой авантюры.[37] Польский канцлер Замойский решительно высказался за необходимость соблюдения мирного договора с Россией. Его мнение разделяли лучшие из польских военачальников (Я. Ходкевич и С. Жолкевский) и многие другие сенаторы.[38] Со всех сторон король получал настойчивые советы немедленно созвать сенат для рассмотрения вопроса. Партия войны не могла рассчитывать на поддержку в правительстве и сенате, и король прибегнул к методам тайной дипломатии, действуя вразрез с конституцией Речи Посполитой.
Поначалу Сигизмунд III пытался использовать для осуществления своих планов авторитет папского нунция Рангони и иезуитов. Он рассчитывал, что они, рассмотрев вопрос о Дмитрии, признают его истинным сыном царя Ивана и одновременно объявят недействительным мирный договор с Борисом.[39] Однако Ватикан занял осторожную позицию в деле православного «царевича». Папа римский, получив донесение из Кракова, сделал скептическую помету на его полях с упоминанием о португальских самозванцах.
Иную позицию занял кардинал Мациевский, двоюродный брат Мнишка. Он виделся с Отрепьевым и вручил ему книгу о соединении церквей, едва тот прибыл в Краков. Католикам не пришлось оказывать на самозванца давление. Он сам выражал нетерпение принять истинную римско-католическую веру. Он признал папу главой христианской церкви, обещал выстроить костелы в Москве, клялся, что пешком отправится на поклонение католическим святыням в Ченстохове.
Наряду с краковским епископом покровительство самозванцу стали оказывать духовник короля и в особенности краковский воевода Николай Зебжидовский.[40]
Сигизмунд III вел дело к войне, не имея на то согласия сенаторов и сейма и грубо попирая интересы страны. 5(15) марта он велел арестовать московского «канцлера» дьяка А. Власьева, возвращавшегося из Дании в Россию через польские владения. Расчет состоял в том, чтобы осложнить русско-польские отношения. В тот же день Отрепьев получил частную аудиенцию в королевском замке на Вавеле.
Претендент поцеловал руку короля, после чего «дрожа всем телом, рассказал ему в кратких словах, за кого себя считает…». Выслушав сбивчивый рассказ, Сигизмунд выслал самозванца и стал совещаться с глазу на глаз с папским нунцием Рангони. Затем Отрепьева повторно ввели в зал, и король пообещал ему свое покровительство. Претендент не смог вымолвить ни слова в ответ и лишь угодливо кланялся.[41]
Сигизмунд III согласился предоставить самозванцу помощь на определенных условиях, зафиксированных в письменных «кондициях». «Кондиции» обнаруживали всю лживость рассуждений короля о «русской угрозе», все лицемерие мирных заверений, адресованных Борису Годунову.[42] С помощью «кондиций» Сигизмунд III рассчитывал перекроить русские границы и добиться от России значительных территориальных уступок, а кроме того, получить от Москвы военную помощь для овладения шведской короной и создать благоприятные условия для подчинения Московии католической религии.[43]