С другой стороны, скудость государственных дотаций на содержание общественных библиотек в условиях нараставшего книжного дефицита привела к нараставшему обеднению их фондов, а также к обветшанию помещений, на ремонт которых постоянно не хватало средств. Словно бы в порядке иллюстрации этой агонии стали разваливаться здания главной государственной библиотеки страны в Москве, носящей, естественно, имя Ленина. К тому же библиотека оказалась лишенной возможности закупать в прежнем объеме наиболее ценные отечественные и тем более зарубежные издания, включая периодику. Теперь вся надежда на отечественных и особенно на зарубежных спонсоров: государство в сложившейся ситуации бессильно помочь библиотечному горю.
Пожалуй, в не меньшей степени деградировали парки культуры. Но у них была своя специфика: они рухнули перед подростковой и молодежной преступностью. Традиционный городской парк с его клубом-кинотеатром, танцплощадкой и аттракционами стал средоточием молодежных и подростковых компаний, которые, как и во всем мире, быстро приобрели характер квазимафиозных структур. Но вряд ли еще где-нибудь в мире столь позорно бессильно проявила себя полиция, как и стоявшее за ней государство. Поэтому пошли по пути наименьшего сопротивления: вывели клуб и дискотеку за пределы парка, свели аттракционы к минимальному набору для малышей, срубили кусты – прикрытие пьяных компаний, проложили широкие асфальтовые аллеи и пустили по ним милицейские патрули. Рост преступности несколько снизился (хотя и не прекратился). Зато парк, как таковой, исчез. На его месте появился сквер для выгула собак, младенцев и стариков. И называть его парком культуры можно только в порядке насмешки.
За примерами недалеко ходить. В сотне метров от моего дома и в километре от «Белого дома» правительства России был парк культуры «Красная Пресня» на берегу Москвы-реки. С ним приключилась вышеописанная история и были проделаны все вышеперечисленные операции. Теперь это – всего лишь сквер, зажатый между двумя кварталами строящегося «Московского сити», с его отелями, выставками и небоскребами. Однако в отличие от лондонского сити, Манхэттена в Нью-Йорке и центра Помпиду в Париже, эти кварталы рассчитаны прежде всего на иностранных бизнесменов. Поэтому не будет ничего удивительного, если на воротах сквера между их кварталами появится надпись типа той, что красовалась на воротах европейских сеттльментов в Шанхае 30-х гг. (помните: «Собакам и китайцам вход запрещен!»). Только в данном случае это будут московские туземцы и их собаки.
Думаю, что при наблюдаемых тенденциях аналогичная судьба раньше или позже в той или иной степени ждет и остальные городские парки страны.
Из многосложной проблематики, связанной с туристско-спортивными учреждениями культуры, хотелось бы остановиться только на трагической судьбе советского массового и профессионального спорта. В общем и целом она схожа с его судьбой в мировом масштабе, но отличается несравненно большей степенью гнусности. Начиналось все во второй половине XIX в. со спортивных площадок аристократии (была, конечно, и многовековая предыстория), продолжилось в первой половине XX в. бурным расцветом массового спорта со стотысячными стадионами, а закончилось во второй половине XX в. столь же бурной деградацией массового спорта, с развитием на его месте спорта профессионального, ориентированного на совершенно иные ценности.
Дело в том, что любителю никогда не угнаться за профессионалом, если счет идет только на «голы, очки, секунды». Но и среди профессионалов побеждает тот, кто посвящает спорту всю жизнь без остатка и подчиняет погоне за медалями свое мировоззрение, мораль, характер. Конечно, в результате получается не спортсмен, а гладиатор – с той лишь разницей, что античному гладиатору вспарывали живот после нескольких недель или месяцев подготовки, а современному – ломают кости и жизнь примерно с 18 до 30 лет, иногда раньше, реже позже. После 30—40 лет это обычно просто мешок переломанных костей со «сдвинутой» психикой. Жуткая судьба! Понятно, гладиатор не имеет ничего общего с культурой. Скорее, это антикультура, контркультура, жертва, брошенная на потеху озверевшей толпе. Олимпийское движение попыталось уйти от этого противоречия, формально отмежевавшись от профессионального спорта. Но разве мало способов «притвориться» любителем и профессионально одолеть дилетантов? Получилось сплошное лицемерие…