Постараемся показать это на примере Москвы – в других городах процесс носит тот же характер, но в Москве выражен ярче и наиболее понятен.
Москва – типичный город-крепость с радиальной планировкой улиц, диаметром, примерно, 8 км. – в среднем 4 км. в любую сторону от московского Кремля до бывшего Земляного Вала начала XVIII века, замененного позднее широким внешним бульварным кольцом (имеется и внутреннее – на месте более старой крепостной стены, примерно в километре-полутора от Кремля). Город состоял, в основном, из особняков и был рассчитан приблизительно на 200– 300 тыс. жителей. Во второй половине XIX—начала XX в., с упразднением крепостничества в город хлынули сотни тысяч рабочих, 304ремесленников, торговцев, и его население к 1917 г. достигло 2 млн. чел., причем появились обширные районы городских трущоб и рабочих казарм-общежитий, в которых проживало подавляющее большинство населения. Гражданская война заставила бежать из города около половины его жителей, и прошло много лет, прежде чем численность населения вновь достигла довоенного уровня. Но начавшаяся индустриализация страны и трагедия «коллективизации сельского хозяйства» буквально «выпихнули» из деревни в город десятки миллионов людей, в результате чего население Москвы увеличилось до 4 млн. примерно на той же площади, что и прежде. Теснота сделалась ужасной: это были времена, когда в одной комнате нередко спали вповалку несколькими «ярусами» две-три семьи – около 1 кв.м. на каждого человека, а кухонный кран и унитаз приходились на 10—15 таких комнат с полусотней-сотней жильцов. Такой Москва встретила Вторую мировую войну. Такой вступила в послевоенные годы.
А затем начал стихийно работать социальный механизм гиперурбанизации, никем не предусмотренный, с непредвиденными последствиями.
Как столица огромной империи, столица сложнейшей, самой большой республики, входящей в ее состав (Российской Федерации), столица области величиной со Швецию (по численности населения), столица самого города величиной со Швейцарию (по тому же критерию), да еще с несколькими десятками районных управлений, да еще с административно-командной системой, при которой на каждые 5—б работающих требуется командир-контролер, Москва быстро стала городом чиновников, удельный вес которых со временем достиг четверти всех работающих (из них лишь пятая часть относилась к государственному управлению, остальные управляли промышленными предприятиями, учреждениями сферы обслуживания, образования, здравоохранения, снабжения, другими организациями).
Во всякой тоталитарной стране наука, культура, искусство обычно концентрируются в столице: так легче их контролировать, превращать в слепое орудие правящей верхушки. Москва не явилась исключением: в ней сосредоточилось большинство лучших исследовательских, проектных и учебных институтов, лучших театров и киностудий, лучших издательств, музеев, других учреждений культуры. В результате каждый четвертый из работающих относился к сфере науки, культуры, искусства.
Третью четверть составили «синие воротнички» – работники промышленных предприятий города, которых бездумно продолжали насаждать десятками и сотнями на «даровую» городскую инфраструктуру (в первую очередь, речь шла о высокотехнологичных предприятиях военно-промышленного комплекса).
Добавьте к этому растущее число миллионов так называемых, «гостей столицы» – людей, приезжающих в Москву большей частью на сутки (из-за острого дефицита мест в гостиницах), чтобы сделать необходимые закупки в московских магазинах, с их более широким ассортиментом продовольственных и промышленных товаров, либо провести отпуск в этой единственно доступной им «советской Мекке», ночуя у родственников, знакомых или прямо на вокзальных скамьях. К середине 80-х годов число «гостей» достигло 2 млн. человек в день зимой и 6 млн. летом (на 8 млн. населения). Добавьте к этому огромный гарнизон плюс сотни тысяч агентов явной и тайной полиции.