Крупный недостаток этой системы заключался в стремлении объединить столь многообразные формы жертвоприношения по произвольно выбранному принципу. Прежде всего, универсальность тотемизма, являющаяся исходным пунктом всей теории, представляет собой всего лишь постулат. Тотемизм в чистом виде обнаружен лишь у некоторых изолированных племен Австралии и Америки. Положить его в основу всех териоморфных культов - значит выдвигать гипотезу, возможно, бесполезную и, по крайней мере, недоказуемую. Особенно трудно найти чисто тотемические жертвоприношения. Фрэзер сам признал, что тотемная жертва нередко входила в состав аграрного культа. В других случаях мнимые тотемы - это представители вида животных, от которого зависит жизнь племени, будь то домашний скот, основная дичь или, напротив, особо опасный зверь. По крайней мере, необходимо подробное описание определенного числа таких церемоний, а именно этого и недостает.
Но примем на миг эту первую гипотезу, какой бы спорной она ни была. Уязвима для критики сама цепочка доказательств. Слабым местом этого учения является историческая преемственность и логическая связь, которые, по мнению Робертсон-Смита, устанавливаются между жертвой-причащением и другими типами жертвоприношения. Нет ничего более сомнительного. Любая попытка сравнительной хронологии арабских, древнееврейских и прочих жертвоприношений, изученных им, оказывается роковой неудачей. Казалось бы, наиболее простые формы известны лишь из поздних источников. Сама их простота может быть результатом неполноты документальных свидетельств. Во всяком случае, она вовсе не говорит об их первичности. Если обратиться к данным истории и этнографии, везде искупление встречается бок о бок с причащением. Впрочем, расплывчатый термин "искупление" позволяет Робертсон-Смиту описать под одним названием и в одних выражениях обряды очищения, умилостивления и' искупления; именно эта путаница и мешает ему исследовать искупительное приношение. Конечно, за этими жертвоприношениями обычно следует примирение с богом: жертвенная трапеза, кропление кровью, помазание восстанавливают связь с ним. Но для Робертсон-Смита очистительное свойство этих видов жертвоприношения заключено именно в самих причащающих ритуалах; таким образом, идея искупления поглощается идеей причащения. Несомненно, он констатирует, в каких-то крайних или упрощенных формах, 12
наличие чего-то, что он не рискует отнести к причащению, - нечто вроде экзорцизма, изгнания злого духа. Но для него это магические действия, никакого отношения к
жертвоприношению не имеющие, и он, проявляя немалую эрудицию и изобретательность, объясняет их позднейшее включение в систему механизмов жертвоприношения. Это мы как раз можем принять. Одна из задач данной работы - показать, что устранение некоего сакрального свойства, чистого или нечистого, - это примитивный механизм жертвоприношения, столь же примитивный и столь же несводимый ни к чему другому, как и причащение. И если система жертвоприношения обладает неким единством, его следует искать в другом.
Ошибка Робертсон-Смита была прежде всего методической. Вместо того чтобы анализировать систему семитского ритуала во всей ее оригинальной сложности, он взялся группировать факты генеалогически в соответствии с аналогиями, которые, как ему казалось, он находил между ними. Впрочем, это общая черта английских антропологов, которых интересует прежде всего накопление и классификация фактов. Что касается нас, мы не намерены в свою очередь писать еще одну энциклопедию: полной сделать ее мы не смогли бы, и после их энциклопедий она была бы не нужна. Мы попытаемся как следует изучить типичные факты. Эти факты мы возьмем прежде всего из санскритских текстов и из Библии. Для исследования греческих и римских жертвоприношений мы располагаем далеко не равноценными источниками. Сопоставление разрозненных сведений, полученных из разрозненных надписей и от разных авторов, не позволяет получить связной картины ритуала.
8 Библии и в индуистских текстах, напротив, мы встречаем целостные учения, принадлежащие определенной эпохе. Это документы из первых рук, и если они не всегда включают в себя четкое осознание истоков и причин тех или иных действий, то, во всяком случае, они составлены самими участниками событий и написаны на языке, который был языком ритуала, и пропитаны его духом.
Несомненно, когда речь идет о выделении простых и элементарных форм некоторого социального института, не хочется брать в качестве исходного пункта исследования ритуалы усложненные, поздние, откомментированные и, вероятно, искаженные учеными-теологами. Но для этой категории фактов любое историческое исследование предпринимать бессмысленно. Древность текстов или сообщаемых в них фактов, относительное варварство народов, внешняя простота ритуалов - обманчивые хронологические признаки. Было бы натяжкой искать в строках "Илиады" приблизительный образ изначальной формы жертвоприношения: "Илиада" едва ли даст сколько-нибудь точное представление о жертвоприношении в гомеровское время. О древнейших ритуалах мы узнаем только из письменных документов, туманных и неполных, по фрагментарным и обманчивым пережиткам, из туманных преданий. И столь же невозможно требовать восстановления системы первичных институтов от одной этнографии. Факты, которые регистрируют этнографы, обычно неполноценны из-за поспешности наблюдения или ис-13
кажены переводом на наши языки и приобретают значимость только после сопоставления с более точными и полными сведениями.
Таким образом, мы не собираемся описывать здесь историю и генезис жертвоприношения, а если уж зайдет речь о предшествующих формах, мы будем иметь в виду предшествование логическое, а не историческое. Это не значит, что мы отказываемся от права обращаться к классическим текстам и к этнологии для разъяснения своего анализа или проверки общезначимости своих выводов. Но вместо того чтобы класть в основу исследования искусственно составленные группы фактов, мы изучим в целостных и конкретных обрядах те группы данных, которые в них уже содержатся, те естественные системы ритуалов, которые представляются взору непредвзятого наблюдателя. А значит, факты обяжут нас остерегаться упущений и произвольной классификации. Наконец, поскольку обе религии, лежащие в центре нашего исследования, очень непохожи (одна выливается в монотеизм, другая доходит до пантеизма), можно надеяться, что их сопоставление приведет к достаточно общим выводам9.
9 Прежде всего мы должны указать, какими текстами мы пользовались и какова наша позиция по отношению к ним. Источники по ведическому ритуалу подразделяются на Веды (самхиты), брахманы и сутры. Самхиты - это сборники гимнов и формул, произносимых во время ритуалов. Брахманы - мифологические и теологические комментарии к ритуалам. Сутры - руководства по ритуалам. Хотя каждый из этих видов текстов является основой для другого, образуя как бы многослойную структуру, где самый древний слой - Веды! (см.
Max Milller. Sanskr. Lit., p. 572 и далее), в соответствии с индуистской традицией, с которой санскритологи все более и более склонны согласиться, их можно считать единым блоком и дополняющими друг друга. Не присваивая им точных и даже приблизительных дат, можно все-таки сказать, что одни из них непонятны без других. Содержание молитв, воззрения брахманов, их действия абсолютно взаимосвязаны, и смысл явлений может быть понят только при сквозном сопоставлении всех текстов. Последние классифицируются в соответствии с функциями священнослужителей, использующих их, и по разным брахманским кланам. Мы использовали следующие из них: "Наставления чтеца" (Ecoles du recitant), или Ригведа (Rg. Veda, P. В.), сборник гимнов, исполняемых хотаром (мы не хотим сказать, что в ней содержатся только ритуальные гимны или что это поздние тексты), во 2-м издании Макса Мюллера и в переводе Людвига; будут упомянуты тексты "Айтарея-брахмана" (Aytareya Brahmana, Айт. Б.) в изд. Ауфрехта (Aufrecht), цитируемые в Adh. и Khan., перевод Ханга, и "Ашвалаяна-шраута-сутра" (Acvaldyana frauta sutra, Ашв. шр. сут.) в издании Bibl. Ind. - ("Наставления отправляющего обряд" (Ecoles de 1'officiant). а) Школа Белой Яджурведы (Ваджасанейин) с текстами в издании Вебера: "Ваджасанейи-самхита" (Vajasaneyi-Samhitd, В. С.), веда формул; "Шатапатха-брахмана" (?atapatha Brahmana, Шат. Бр.), пер. Эпелинга в изд. Sacred Books of the East (S. B. E.), XXII, XXIII, XLI, XLVI; "Катъяяна-шраута-сутра" (Kdtydyanayrautasutra, Кат. шр. сут.)', - б) школа Черной Яджурведы (Тайттирия): "Тайт-тирия-самхита" (Taittiriya-Samhitd, Т. С.) в изд. Вебера: Weber. Indische Studien, XI и XII, содержит формулы и брахману; "Тайттирия-брахмана" (Taittiriya Brahmana, Т. Б.) также включает формулы и брахману; "Апастамба-шраута-сутра" (Apastamba yrauta sutra) в изд. Гарбе, весь ритуал которой мы особо подробно осветили. - Эти тексты дополняются текстами домашнего ритуала, грихья-сутрами разных школ (пер. Ольденберга в S. В. Е. XXIX, XXX.). - Наряду с ними используется ряд атхарванических (брахманических) текстов. Amxapeaeeda (Athar-va-Veda), Веда заклинаний, изд. Уитни и Рота (Whitney and Roth); переводы: избранное, Блумфилд (Bloomfield) в S. В. Е. XLVIII; книги VIII-XIII, В. Генри (V. Henry). "Каушика-сутра" (Kaucika sutra, Кауш. сут.), изд. Блумфилда). -