дерева, где есть вода, призывая при этом vigona с помощью соответствующего заклинания. Это действие вызывает дождь, с которым приходит штиль. Если хотят вызвать солнце, то маг привязывает соответствующие листья и вьющиеся растения к концу ствола бамбука и держит их над огнем. Он разводит огонь, напевая песню, чтобы передать огню ману, а огонь передает ее листьям. Затем маг влезает на дерево и привязывает бамбук к самой высокой ветке; ветер раскачивает гибкий бамбук, и мана распространяется во все стороны, в результате чего появляется солнце" (Codrington, The Melanesians, p. 200, 201).
Мы привели этот пример лишь как конкретную иллюстрацию, поскольку симпатический обряд обычно вписан в важный контекст, наличие которого наводит на мысль, что одного символизма недостаточно для создания магического обряда. Фактически, когда маги, как и алхимики, начинают от чистого сердца верить, что их действия симпатического характера вполне понятны и прозрачны для
объяснения, мы видим, как они поражаются излишним нагромождениям, отягощающим, по их мнению, схему их ритуала. "Почему же, - спрашивает анонимный христианский алхимик, - существует столько книг и воззваний, касающихся демонов; зачем все эти печи и техника, если все так просто и легко понять?" Однако нагромождение, удивившее нашего христианина, выполняет определенную функцию. Оно отражает тот факт, что на идею симпатии накладываются, с одной стороны, идея высвобождения неких сил, и, с другой, идея существования магической среды. О существовании представления, о высвобождении силы свидетельствует ряд признаков. Прежде всего, это жертвоприношения, единственная цель которых, кажется, сводится к созданию сил, пригодных для использования; мы уже видели, что это одна из характеристик религиозного жертвоприношения. Кроме того, имеются молитвы, вызывание духов, заклинания и т. д.; плюс к тому негативные обряды, табу, воздержания и пр., которым должен следовать колдун или его клиент, а иногда и они оба или даже их семьи. Эти обряды и ритуальные предосторожности указывают одновременно на существование и на сложность удержания сил, на использование которых маг рассчитывает. Необходимо также учитывать собственную силу мага, вмешательства которой всегда можно ожидать. Что же касается самой симпатической церемонии, то уже благодаря тому факту, что она представляет собой ритуал, как мы уже показали, она обязательно должна, в свою очередь, порождать особые силы. Маг это всегда осознает. В приведенном выше меланезийском обряде мы видели, как мана выходит из листьев и уходит в небо; в ассирийских ритуалах мы встречаем мамит, освобождающийся в ходе ритуала.
Остановимся теперь на колдовском обряде, совершаемом в одном из так называемых примитивных сообществ, еще не выработавших мистических представлений, их представления соответствуют эпохе, когда господствовала магия, и где, согласно Фрэзеру, симпатический закон действует регулярно и изолированно; тут мы сразу же обнаружим не только присутствие таких сил, но также и их действия. В племени 186
арунта колдовство против женщины, нарушившей супружескую верность, предполагается совершать следующим образом. Создается злая сила, известная как арунгкилта; ею заряжают камень, который должен служить вместилищем души (образ, служащий лишь для того, чтобы душа человека ошиблась и вошла в камень вместо своего естественного тела); злая сила укрепляется действиями, изображающими смерть этой женщины, и, наконец, эту силу выпускают в направлении стойбища, к которому женщина принадлежит по рождению. Симпатический образ даже не является причиной, поскольку насылают не его, а порчу, только что сфабрикованную злую судьбу.
Но это не все. В этом же самом примере мы видим помимо создания изображения, в котором душа, впрочем, может и не поселиться, что обряд включает в себя целый набор других предварительно заколдованных образов - камни с духами, остроконечные палочки, приобретшие магические свойства задолго до магической церемонии. И наконец, обряд совершается в тайном месте, которому посвящен соответствующий миф. Из этого наблюдения, которое мы можем смело обобщить, надо сделать вывод о том, что симпатическая церемония отлична от обычного действия. Она выполняется в особой среде, и эта среда создана магическими требованиями к условиям и форме исполнения соответствующей церемонии. Эта среда часто определяется кругами запретов, обрядами вхождения в ритуал и выхода из него. Все, что в эту среду входит, обладает ее специфической природой или приобретает такую природу. В этой среде модифицируется общий смысл жестов и слов. Объяснение некоторых симпатических обрядов с помощью симпатических законов, таким образом, оставляет в остатке два важных обстоятельства.
Но всегда ли это так? Нам кажется, что этот остаток играет существенную роль в магическом обряде. На самом деле, как только исчезает всякий след мистицизма, обряд вливается в науку или в технику. Об этом и говорит наш христианин-алхимик: утверждая, что алхимии претит становиться наукой, он присоединяет ее к религиозной сфере; если необходимо молиться, он требует, чтобы обращались к Богу, а не к демонам; тем самым он признается, что алхимия и шире магия вообще, зависит, главным образом, от мистических сил. В тех случаях, когда кажется, что симпатическая форма работает сама по себе, мы встречаем по меньшей мере некоторый минимум форм, которыми обладает любой обряд, и минимум таинственных сил, которые он высвобождает по определению; к этому нужно добавить силу активных начал в свойствах предметов и субстанций, без которой, как мы упоминали выше, невозможно представить симпатический обряд. Впрочем, мы всегда вправе предположить, что так называемые простые ритуалы либо не полностью описаны, либо не полностью осознаются, либо представляют собой обломки, по которым уже невозможно восстановить некогда существовавшее целое. Что же до действительно простых обрядов, подчиняющихся закону симпатии, то к ним относятся так называемые симпатические табу. Ведь именно они лучше всего выражают 187
существование, нестабильность и необузданность скрытых магических сил, вмешательству
которых, как мы считаем, обычно и приписывают действенность, то есть способность магических обрядов воздействовать на окружающий мир.
Мы только что видели, что симпатические формулы никогда не становятся полной формулой магического обряда. С помощью фактов мы можем показать, что даже там, где они наиболее ясно были изложены, их роль остается лишь вспомогательной. То же самое мы встречаем и у алхимиков. Формально они утверждают, что их операции основываются на рациональном использовании научных законов. Мы уже знакомы с этими законами - это законы симпатии: часть представляет собой целое, все содержится в одном, противоположное борется с противоположным; кроме того, это пары предметов, связанных отношениями симпатии и антипатии, словом, целая сложная система символики, с помощью которой алхимик организует свои операции: знаки астрологические, космологические, жертвенные, словесные и пр. Тем не менее весь этот инструментарий является в некотором роде внешней оболочкой технического процесса. Это даже не воображаемые принципы лженауки. В начале их книг, в начале каждой главы в их учебниках имеется изложение доктрины. Но содержание текста никогда не соответствует заглавию. Философская идея служит девизом, или рубрикой, или аллегорией, изображающей человека из меди, превращающейся в золото с помощью жертвоприношения, о котором мы говорили выше. Эта квазинаука сводится в конце концов к мифам, которые время от времени дают материал для заклинаний. Практический рецепт, впрочем, может привести к тому же. Существуют формулы или алгебраические схемы реальных операций, чертежи действительно работающих аппаратов, которые были трансформированы в непонятные магические знаки и не служат больше ни для какого реально совершающегося действия: это уже не более чем форма заклинания. За пределами этих принципов и формул, цену которых мы теперь знаем, алхимия представляет собой только эмпиризм: тела, свойства которых известны экспериментально или, скорее, благодаря традиции, сжигают, растворяют или испаряют. Научная идея является не более чем украшением. То же самое имело место в медицине. Марцелл из Бордо озаглавил большую часть своих глав следующим образом: Remediaphysica et rationabilia diversa de experiments80; но сразу под заголовком мы читаем: Ad cordum carmen. In lamella stagnea scribes et ad collum suspendes haecsl и т. д. (Marcellus, XXI, 2).