1. Система первичного контроля. Она формируется самим фактом создания социального института (до того как оформились нормы, контролирующие поведение людей в данном социальном институте). «Сказать, что часть человеческой деятельности была институционализирована, – уже значит сказать, что часть человеческой деятельности была подвергнута социальному контролю» [2, 104].
2. Система вторичного контроля. Это собственно социальный контроль, опирающийся на санкции, поддерживающие существование социального института. При возникновении социальных институтов появляется необходимость разработки механизмов социального контроля, ведь «более вероятно, что отклоняться индивид будет от тех программ, которые установлены для него другими людьми, чем от тех, которые он сам для себя устанавливает» [2, 225]. Механизмом социального контроля выступает легитимация, которая делает «объективно доступными и субъективно вероятными уже институционализированные объективации» [2, 240].
Легитимация имеет несколько уровней – от простой передачи значений новому поколению до выстраивания обширных полей значений, того, что часто называют символическим универсумом – целостной системой фиксации и интерпретации реальности, своего рода матрицы всех социально объективированных и субъективно разделяемых значений. Благодаря символическому универсуму институционализация делается само собой разумеющимся явлением, сферой «нормального».
Освоение символического универсума начинается с узнавания человеком требований з н а ч и м ы х д р у г и х, на их примерах. Далее эти правила, закрепившись в сознании, переносятся в иные сферы общения с людьми. Такое абстрагирование от агентов первичной социализации П. Бергер и Т. Лукман называют формированием обобщенного другого в сознании индивида. Теперь индивид идентифицирует себя не только со значимыми другими, но и с обществом в целом. Сквозь призму полученного знания он оценивает окружающую реальность, проектирует дальнейшую жизненную траекторию. «То, что реально «извне», соответствует тому, что реально «внутри». Объективная реальность может быть легко «переведена» в субъективную реальность, и наоборот» [2, 10–11, 301]. Но тождество субъективной и объективной реальностей никогда не бывает полным, ибо их временная и пространственная структуры отличаются.
Вторичная социализация представляет собой интернализацию институциональных или институционально обоснованных подмиров. У человека уже сформировалась жизненная установка, соответствующая требованиям социальной среды. Новая интернализованная информация накладывается на знания, приобретенные ранее. Однако здесь возникает проблема согласованности обеих систем знаний, проблема намерения личности реализовать свою жизненную установку в данном ролевом поведении. Вновь встает проблема легитимации социальных конструкций. Вторичная социализация менее устойчива, и главную причину этого П. Бергер и Т. Лукман видят в том, что такая реальность не так глубоко укоренена в сознании, а потому в большей степени поддается смещению. Степень смещения зависит от успешности использования принципа «возвращения домой» в процессе перехода индивида из реальности первичной социализации в реальность социализации вторичной.
Итак, в своей теории социального конструирования реальности П. Бергер и Т. Лукман вышли на глубинные пласты социального контроля, хотя и не ставили такой задачи. По замыслу авторов, эта теория интерпретирует специфику знания в социальном аспекте. «Социология знания понимает человеческую реальность как реальность социально сконструированную» [2,76]. Можно сказать, что социальное конструирование реальности, по Бергеру и Лукману, представляет собой своеобразное додумывание, придумывание, мысленное переструктурирование окружающего нас мира. Идея здесь состоит в том, что мы живем в мире, который существует объективно, независимо от нас. Однако нам он известен только в какой-то своей части, в определенных ракурсах. Что-то известно лучше, что-то хуже, что-то вообще не известно. Чем шире социальный опыт, тем более определенны наши представления о реальности, тем больше социальной обоснованности в нашем «придумывании мира». Но эта линия размышлений над эффектами социологии знания не могла не привести к более точному представлению о том, как действуют механизмы социального контроля на когнитивном уровне, а затем и о том, как вообще устроен социальный контроль.
Теория Бергера—Лукмана позволяет прояснить целостность нашего восприятия реальности, хотя любому более или менее понятно, что его знания о мире неполны. И в то же время рядовой человек обычно не задается вопросом о том, что представляет собой реальность и насколько ей соответствует его знание. В самом деле, в любом возрасте и при любом уровне практических знаний, образованности, начитанности и т. п. мы воспринимаем свой обыденный мир целостным, завершенным. Почему? Потому что мы на основе имеющихся неполных данных конструируем его в своем сознании, и эта конструкция позволяет нам достаточно уверенно действовать и оценивать действительность. Конструкция мира тогда оказывается успешной, когда ожидания от него более или менее совпадают с тем, что появляется в жизни, что представлено нам как ситуация. Дело, следовательно, не в полноте исходной информации, а в значимости той ее части, которая позволяет принять верное решение.
Чем же ценен предложенный Бергером и Лукманом подход в теоретико-методологическом ключе? Во-первых, он и эмпирически, и теоретически обращен к повседневности, являющейся для социологов наиболее сложным полем наблюдений и интерпретаций. Во-вторых, он направлен против теоретической эквилибристики с «системами», их «динамикой» как чем-то мыслимым вне субъективной человеческой составляющей. В-третьих, в методологическом плане концепция Бергера и Лукмана опирается на диалектику, приоритет введения которой в социальную мысль авторы признают за Марксом. В-четвертых, Бергер и Лукман «заново открывают» такое социологическое понятие, как «целостный социальный факт». Наконец, в-пятых, при таком понимании социологической проблематики она вновь возвращается в первоначальное лоно философской мысли, но на ином уровне и с иным назначением.
4.2. Тезаурусы
Представление феноменологической социологии, свойственное и концепции П. Бергера и Т. Лукмана, о том, что повседневный мир в действительности воспринимается как зонально разделенный (знакомое приближено, незнакомое удалено), близко к тезаурусному подходу, который позволяет понять, как идет формирование границ социальности (следовательно, и социального контроля) в общественном, групповом и индивидуальном сознании.
«Тезаурус» – понятие, широко используемое в различных науках. В Древней Греции тезаурусом (thesauros) называли сокровище, сокровищницу, запас. И в научной терминологии нашего времени – в лингвистике, семиотике, информатике, теории искусственного интеллекта и других областях знания – этим понятием обозначают некоторое особым образом оформленное н а к о п л е н и е.
В одних случаях подчеркивается п о л н о т а тезауруса (например, как особого типа словаря, в котором представлены лексические единицы во всей полноте их значений). В других на первый план выдвигается построение тезауруса по иерархическому принципу. Отсюда берет начало понимание тезауруса в информатике и теории искусственного интеллекта, где обращается внимание на систематизацию данных, составляющих тезаурус, и на их ориентирующий характер.
Соответственно тезаурус может быть представлен как полный систематизированный состав информации (знаний) и установок в той или иной области жизнедеятельности, позволяющий в ней ориентироваться. Через понятие тезауруса мы получаем возможность интерпретировать некоторые хорошо известные, но неясные факты.
Факты из истории нашей страны, в частности, свидетельствуют: даже самая надежная система передачи социальных практик от поколения к поколению путем социализации время от времени дает крупные сбои. Подобным сбоем в социализации было сначала установление советской модели социализации, а затем ее разрушение. И на первое, и на второе потребовалось всего 10–15 лет, хотя очевидно, что социализационный процесс в своей основе крайне консервативен и только поэтому обеспечивает воспроизводство всей системы общественных отношений. Если правилом является консерватизм этого процесса, то каким образом единовременно и в массовом масштабе сменяются социализационные практики? Очевидно, что более всего чувство растерянности перед новой ситуацией испытывает старшее поколение (как целое), определяющая роль которого в передаче социального опыта – по крайней мере в отдельных, но очень существенных сегментах общественной жизни – утрачивается.