В это время зазвонил телефон, прокурор поднял трубку, и Инга убитая и растерянная вышла из кабинета. Она была так подавлена, что даже не задумалась над тем, что Геннадий не позвонил, как обычно в первой половине дня. x x x
Наступил день приезда Геннадия, и Инга продумала, о том, как она расскажет ему о случившемся, считая, что ничего не должна скрывать от своего будущего жениха. В этот день она пришла на работу, надев самое лучшее платье из своего небогатого гардероба, красиво уложила волосы и даже чутьчуть подвела глаза синим карандашом, а губы коричневым. Она придвинула телефон, зная что он в любой момент может позвонить. Прокурора сегодня не должно было быть весь день, поэтому никто не мог помешать ей откликнуться на звонок немедленно. Но день прошел, а звонка не последовало. Не последовало его и еще через несколько дней. Она могла позвонить в секретариат областной прокуратуры к знакомым девушкам, но не хотела перед ними предварительно обнажать свои отношения с героем мечтаний некоторых из них. Геннадий так стремительно поселился в ее душе, что ей казалось, что она его знает всю жизнь. Но сейчас она констатировала, что встречались они так мало, что не было случая записать его домашний телефон. На следующий день, накопив несколько необходимых дел, которые нужно было отнести в областную прокуратуру, Инга пошла туда с надеждой что-то узнать о Геннадии. Едва войдя в холл, она столкнулась с ним, но он сделал вид, что не видит ее. -- Гена, -- сказал она, охваченная дрожью в теле, -- Гена, когда ты приехал? -- Я приехал несколько дней назад. А сейчас я очень занят, -- сказал он официальным тоном и, даже не протянув ей руки, повернулся и пошел в направлении к кабинету. Инга, забыв про бумаги, которые собиралась сдать в канцелярию, быстро вышла на улицу. Хотелось либо самой исчезнуть, либо чтоб все вокруг исчезло. Она не знала, куда идет, направляясь к бульвару. В это время ее кто-то окликнул. Она повернулась и увидела Льва Евгеньевича Краснова, который (по завершении первого курса не преподавал у них), но после реферата относился к ней доброжелательно, заинтересованно, всегда о чем-то спрашивал, когда они пересекались на университетских дорожках в дни занятий. -- Инга, сказал он, -- что случилось? У тебя подавленный вид. -Да, нет, ничего. -- Знаешь, что я тебе скажу, переведиська ты в Московский университет. Тебе нужно быть среди молодежи. Ведь ты и учишься и работаешь в основном среди людей немолодых, семейных. Взрослой жизнью ты еще пожить успеешь... И еще: у тебя талант исследователя. Тебе нужно учиться понастоящему. Тебе нужно кончить дневное отделение, сидеть в библиотеках, посещать научные кружки и готовиться в аспирантуру. Пойдемка вот сюда. -- Он предложил ей пройти к бульвару, где они сели на скамейку. Достав бумаги из портфеля, Краснов сказал: -- Садись и напиши туда письмо. Инга чувствовала себя почти в невменяемом состоянии. Разбитая страданием от встречи с Геннадием, с одной стороны, и цепляющаяся за столь неожиданную в этот момент и необходимую поддержку со стороны Краснова -- с другой, вместе с тем она слабо соображала, о чем по существу говорит с ней преподаватель. Поэтому она машинально выполняла то, что он говорил, и написала под его диктовку текст письмазаявления на имя ректора Московского университета. Лев Евгеньевич взял у нее письмо и сказал, что он приложит к нему ходатайство от факультета, от него лично и сам отправит. x x x
Инга знала, что комиссия по делу Прокопенко продолжает работать, но Сергей Михайлович ничего ей не рассказывал, и иногда ей становилось страшно от того, что ей предложат уволиться уже Из-за того, что с ее именем связан скандал. "Как тогда смотреть в глаза родителям, всем окружающим... Только бы уехать отсюда", -- думала она, и все ее мечты устремились к одному: ожиданию ответа из Московского университета. Она особенно тщательно готовилась к летней сессии за третий курс и сдала все экзамены на отлично, дабы не стыдно было представить результаты своей учебы в Москве, когда ее туда вызовут...
x x x
Стоял солнечный прекрасный день начала лета, когда Инга после сессии ощущала внутреннюю опустошенность от абсолютной неясности перспектив. Она сидела одна в прокуратуре и приводила в порядок канцелярские бумаги, которые были немного запущены Из-за экзаменов. Невысокий брюнет, лет сорока пяти неожиданно появился в приемной и спросил, когда должен прийти Сергей Михайлович.
-- Примерно через полчаса, -- сказала Инга. -- Можете подождать здесь, -- она указала на стул у окна напротив ее стола. Незнакомец сел и, глядя в упор на Ингу сказал: -- Значит, вы и есть та самая "роковая женщина", которая соблазнила беззащитного от чар прокурора? Инга оцепенела. Незнакомец рассмеялся. -- Не пугайтесь, -- сказал он, -- я председатель комиссии из Киева, которая работала по анонимному письму. Меня зовут Григорий Семенович. Я позволил себе так сказать, потому что нам уже предельно ясно, что это грязная клевета. Мы не только изучали все документы, но беседовали со всеми сотрудниками суда, прокуратуры, милиции, даже с райкомом комсомола. Мы теперь знаем о вас все... -- Он снова засмеялся. -- Между прочим, я совсем одичал здесь. Можно вас попросить составить мне компанию в кино. Здесь недалеко в летнем кинотеатре идет фильм "Римские каникулы". Инга на мгновенье растерялась: "Что это? Проверка, дружеский жест и он ничего не имеет в виду, кроме того, что сказал, -- просто нежелание быть одному в чужом городе? Как быть?"... -- Хорошо, -- сказала она, доверившись интуиции, -- с удовольствием. Я тоже хотела посмотреть этот фильм. Там же играет та же актриса, что в "Войне и мире". Фильм с изумительной Одри Хепберн очаровывал с первого кадра. Но просмотр отравляла впереди сидящая пара (высокий мужчина и женщина с высокой прической), которые на протяжении всего времени предавались любовным утехам (целовались, обнимались), непрерывно меняя позиции. Инга испытывая напряжение в компании "ревизора" из Киева, боялась лишний раз шевельнуться, поэтому половину кадров фильма почти не видела. Когда фильм кончился, Григорий Семенович, которй был ближе к проходу, по инерции пошел следом за устремившейся к выходу публикой, а Инга чуть задержалась, движимая жгучим любопытством разглядеть эту пару. Оба они были крупные, высокие, лет сорока пяти. Женщина, почувствовав внимание к себе, повернула голову, и Инга была потрясена ее красотой: нежная матовая кожа, огромные жгучие глаза, отороченные длинными ресницами, пухлые яркие губы, темнокаштановые волосы, уложенные в высокую башню, от которой на виски спускались небольшие колечки. Инга не могла оторвать от нее взгляда, и женщина, очевидно, догадавшись о причине любопытства к ней незнакомой девушки, одарила ее взглядом полным вызова и гордости. Инге показалось, что какая-то невидимая мгновенная связь, какие-то отношения возникли между ними, в силу чего они узнают другу друга всегда, если парадоксы жизни их где-либо пересекут. Женщина отвернулась и пошла следом за своим спутником, а Инга направилась к поджидавшему ее у выхода Григорию Семеновичу. Он предложил пройтись пешком к ее дому, поскольку кинотеатр был недалеко. По дороге он рассказывал ей много разных историй из жизни работников правоохранительных органов, о Киеве, спрашивал Ингу о ее жизни, увлечениях, друзьях. Когда они подошли к воротам, он протянув ей руку и сказал: -- Инга, если б все были такие, как вы, не рождались бы такие Прокопенко. Большое спасибо, что вы составили мне компанию. Я очень рад, что сходил в кино. Дома суета заедает и времени не остается. Я вам желаю всяческих успехов, вы их достойны. -- Он дружелюбно пожал Инге руку и ушел. x x x