Выбрать главу

Взаимоотношения локальных элит с элитами федерального уровня и специфика российского федерализма. В этом направлении изучения властных отношений следует отметить исследования Ростислава Туровского [Туровский, 2005: 143–178; 2006; Turovsky, 2007: 138–160], которые позволили выявить специфику российской модели взаимоотношений между центром и регионами, заключающуюся в их постоянном изменении[99], выделить и обосновать основные этапы их эволюции. В контексте анализа изменений во взаимоотношениях между центром и регионами Туровский раскрывает динамику внутриэлитных отношений, возможности и ресурсы различных акторов и перспективы развития регионального политического пространства. Эти проблемы нашли отражение и в трудах Николая Петрова, не только предложившего интересный анализ политических процессов в отдельных регионах и их взаимоотношений с федеральным центром, но и предпринявшего попытку построить рейтинги региональных политических систем по степени их демократичности [Политический альманах России 1997, 1998; Россия в избирательном цикле 1999–2000 годов, 2000; Петров, 2000: 7-33; Власть, бизнес, общества в регионах, 2010].

Изучение политических процессов в малых городах в настоящее время становится самостоятельным направлением политологического исследования во многом благодаря активности пермских политологов Олега Подвинцева, Петра Панова и др. [Подвинцев,2007: 163–169; Панов, 2008: 9-31]. К настоящему времени в целом сформировалось проблемное поле изучения властных отношений в малых городах и были получены первые результаты эмпирических исследований, посвященных проблемам взаимодействия власти и бизнеса [Чирикова, 2007а: 54–75; Тев, 2008: 175–193], роли градообразующих предприятий в политической системе [Рябова, 2007: 163–169; 2008: 224–235], специфике политических процессов в отдельных городах [Титков, 2007: 114–123; Шинковская, 2008: 194–223], их символическим репрезентациям [Назукина, Сулимов, 2008: 158–174], взаимодействию органов власти регионального и муниципального уровней [Воронков, 2007: 19–25] и т. д.

Таким образом, на сегодняшний день в отечественной политической науке и социологии уже сложились отдельные направления изучения власти на субнациональном уровне, а их результаты позволяют сделать определенные выводы о ее субъектах, формах проявления и специфике.

Вместе с тем в исследовании данной сферы общественной жизни имеются серьезные проблемы. Изучение власти всегда было связано с повышенными трудностями, обусловленными тем, что эта среда имеет закрытый характер[100], а ее субъекты часто стремятся завуалировать многие ее проявления и формы. В России эта проблема является особенно острой в силу политико-культурной специфики и ментальности российского правящего класса, а также широкого распространения властных практик, выходящих далеко за пределы правового пространства. Отказ от интервью представителей отечественной элиты фактически является нормой[101]. Это существенно снижает возможности отечественных исследователей, поскольку именно интервью с представителями элиты обычно выступают важнейшим источником информации о ключевых характеристиках власти. Другая проблема заключается в том, что ресурсы исследователей часто весьма ограниченны, поскольку «системный заказ на изучение региональной власти и региональных элит практически не сформирован»: «ученые, работающие в русле данной проблематики, являются, по сути, инициаторами своих исследований, для реализации которых им приходится самим искать необходимые ресурсы» [Чирикова, 2010: 49]. У многих исследователей (прежде всего у тех, кто проживает в регионах) до сих пор не решены проблемы доступа к базам данных и зарубежной литературе по теме исследования. Наконец, отдельные провинциальные исследователи изучали свои регионы, не имея серьезных научных контактов[102]. В силу этих и других трудностей, а также «болезней роста», неизбежно сопровождающих становление отечественного обществоведения, степень изученности власти (и не только региональной и локальной) остается недостаточной, а в целом уровень развития данной отрасли социального познания в России пока уступает тому, который достигнут в США и Западной Европе. Однако общая тенденция ее развития и уже полученные результаты позволяют надеяться на дальнейший прогресс.

вернуться

99

Важнейшей предпосылкой изменчивости баланса сил Туровский считает расплывчатость конституционной фиксации отношений между центром и регионами, допускающей возможность федеральной элиты периодически менять характер этих отношений [Туровский, 2006: 226–227].

вернуться

100

По сравнению с серединой прошлого века уровень закрытости среды в развитых странах существенно повысился. Если в начале 1950-х годов процент отказов от интервью, как правило, не превышал однозначных цифр, то в настоящее время для получения доступа к представителям элиты обычно необходимо быть представленным одним из инсайдеров, соглашающимся действовать в качестве «спонсора» (см. [Bryman, 2004: 297]).

вернуться

101

Исследователи «Левада-Центра» получили согласие на интервью в среднем у одного из 35–40 кандидатов в Москве и одного из 18–25 кандидатов в регионах. Мотивы отказа включали в себя как «страх перед возможными служебными неприятностями», так и «спесь чиновничества, воспринимающего себя кастой “допущенных” к начальству, и как следствие – искреннее недоумение по поводу того, что кто-то “со стороны”, для них совершенно не значимый, вообще может обращаться к ним с подобными глупостями». Социологи квалифицировали данную ситуацию следующим образом: «Мы имеем дело с закрытой средой или группой назначенных сверху в качестве “высокопоставленных”, не имеющих никакого представления об ответственности перед обществом, не понимающих, что такое “публичность” власти или публичность “элиты”, ее открытый и репрезентативный характер» [Гудков, Дубин, Левада, 2007: 80–81].

вернуться

102

«Исследователь-провинциал кропотливо изучал свой регион, при этом, как правило, не зная зарубежной литературы и не испытывая потребности ее знать, не имея серьезных научных контактов ни внутри страны, ни вне ее и даже не выезжая за границы своей территории. Из-за полного игнорирования мировой литературы и значительного – российской такой автор часто не знал, в чем заключается новизна его работы, с чем он спорит, что доказывает и переосмысливает» [Сельцер, 2007: 11].