Я прошла через неухоженное подобие палисада, миновала обшарпанный почтовый ящик и задержалась взглядом на окне. На секунду мне показалось, что в доме что-то промелькнуло. Покачав головой, я направилась к двери и, глубоко вздохнув, громко постучала.
Дверь распахнулась почти сразу, являя моему взору очень худого мальчика с длинноватыми тёмными волосами, острыми скулами и носом с небольшой горбинкой. Под его глазами лежали тёмные круги, а кожа была какого-то неестественного пергаментного цвета.
— Лили, — выдохнуло это чудо.
Я лишь безмолвно кивнула и даже обняла этого ребёнка. Божечки, ну и что мне с тобой делать, горе ты моё луковое? Он же ест здесь впроголодь, вечно пьяный отец постоянно орёт, мать не замечает в упор…
— Мне Петунья сказала, что ты болела, — мальчик разжал руки и отстранил меня от себя, обеспокоенно оглядывая. — Как ты?
— Сейчас вроде нормально. Я в больнице была, — зачем-то уточнила я, всё ещё внимательно его разглядывая.
Северус почему-то смутился. Но, ухватившись за слова о больнице, встрепенулся.
— В маггловской?
— Ну да, — я не стала строить из себя дурочку, решив, что легче просто согласиться. — А ты почему дома?
— А где мне ещё быть? — хмуро спросил мальчик, а мне захотелось отвесить себе смачную затрещину. Ну действительно, а ничего умнее спросить не могла?
Захотелось увести его из этого места как можно скорее. Здешняя атмосфера давила даже на меня. Я лихорадочно думала, чем можно заняться.
— Слушай, — начала я, судорожно копаясь в памяти Лили. — Если мы всё-таки поедем в этот Хогвартс, то там ведь наверняка будут Зелья…, а мне будет сложнее, чем тем, кто хоть что-то о них знает… Ты говорил, что у тебя есть старые учебники твоей мамы или что-то вроде этого… Может, пойдём ко мне? Ты немного натаскаешь меня по зельям, а потом порисуем? Мне кажется, зельевары много зарисовывают? Ингредиенты, например? А ведь ты им хочешь стать или вроде того…
Господи, лишь бы получилось. Северус несколько секунд разглядывал меня, как седьмое чудо света, после чего кивнул и, бросив через плечо что-то вроде «я скоро», скрылся в доме.
А у меня появилось время немного перевести дух. Ну вот и славно, а там я его под шумок накормлю чем-нибудь, может и с родителями ещё раз познакомлю… Скажу, что мы решили позаниматься дома, потому что Северус тоже официально ещё на больничном. Точно, а программу якобы потом нагонять долго. Лили очень любила учиться, так что они должны поверить в подобное. Правда, Петунье он не очень нравился, но её потом тоже можно будет вовлечь в процесс… Кажется, она неплохо рисует, попрошу у неё помощи. И плевать, что в своё время я закончила художку, Лили то рисовать не особенно умела. Вот тоже, и карандаши, и акварель, и куча альбомов у неё были — родители постоянно задаривали младшую дочь подобным — а рисовать она не рисовала. Надо исправить…
Пока я раздумывала над возможностями повышения каких-то навыков, Северус успел вернуться. Он тоже переодел свитер и сверху накинул лёгкую ветровку. Серьёзно, на него без жалости не взглянешь: на улице холодрыга, а он в тонкой ветровке. Ну и что, что в свитере? Я в куртке, а мне всё равно не очень-то уютно стоять на ветру.
Мысль пришла неожиданно. Перед Рождеством нужно будет походить по магазинам, возможно выбраться в Лондон, пройтись по улочкам и купить ему подарок. Пусть это будет что-то из одежды, а если получится попасть на Косую аллею, то вообще прекрасно, можно будет подобрать что-то из книг по обожаемым им Зельям.
— Пойдём? — неуверенно спросил мальчик, а я кивнула и, спрятав уже порядком замёрзшие руки в карманы, улыбнулась.
Я старалась говорить о всякой чепухе вроде больницы, нового учебного года, интересной книжке, вчерашнем вечере. Жаловалась на головную боль, но тут же со смехом рассказывала очередной забавный случай или анекдот. С удовольствием пересказала сюжет любимого приключенческого романа, посетовала, что никак не получается съездить в Лондон, мельком упомянула о том, что жду его в гости на Рождество (а родителей я уговорю, о боги, это не проблема).
На этот раз мы дошли гораздо быстрее. Зайдя домой, я отправила Северуса мыть руки, а сама пошла ставить на плиту чайник. Когда чай был заварен, а сэндвичи — готовы, мы поднялись в мою комнату, где разместились прямо на цветастом покрывале постели. Вот так, сидя по-турецки и попивая чай, я впервые в своей жизни знакомилась с такой тонкой наукой, как Зельеварение.
На самом деле, было сильно похоже на обыкновенную кулинарию. Вот тебе рецепт, вот ингредиенты и необходимые приборы. А дальше ты либо экспериментируешь и проваливаешь зелья — ну ладно, в о-о-очень редких случаях зелье получается лучше, чем указано в рецепте — либо точно следуешь инструкции и у тебя получается неплохое варево, соответствующее определённым параметрам и имеющее определённые свойства. По-моему, всё предельно просто.
В принципе, я была права. Точно следуя инструкциям можно было получить зелье среднего качества. Для того, чтобы сделать что-то получше, уже требовалось определённое мастерство и, конечно же, практика. В каких-то случаях необходим был и талант. У некоторых было просто природное чутьё, так что, чуяло моё сердце, мне придётся нелегко. Ну да ладно, главное — это не запускать, а то потом невыученные темы, казавшиеся маленькими и неважными, нагромождаются, образовывают огромный ком и просто погребают под собой прямо накануне экзамена. Спасибо, мне такого счастья не нужно.
В три из школы вернулась Петунья. Я встретила сестру в холле, сразу кинувшись обнимать. Затараторила про чай, рисунки и Северуса, сходу попросив помощи.
Надо сказать, я попала в точку. Пэтти очень любила помогать, ведь это давало ей понять, что в чём-то она разбирается лучше, чем кто-то другой. Ну вот и славненько. Мы пообедали, всеми правдами и неправдами я усадила Сева есть с нами. Держался он отлично, даже попытался найти общий язык с Петуньей. Я готова была скакать от радости: моя сестра всё-таки перестала морщиться и отвечать другу свысока. Пусть друзьями их пока что назвать было нельзя, но сдвиги определённо были. И это меня безумно радовало.
После обеда я вызвалась мыть посуду, пока Петунья принесёт альбомные листы, карандаши и чернила, а Снейп предложил помочь мне. Так что сейчас я стояла перед раковиной и мыла тарелки, а Северус осторожно вытирал их махровым полотенцем и складывал сушиться.
Рисовал мальчик хорошо. Видимо, мать его всё-таки чему-то да учила. Они с Петуньей принялись рассуждать о видах штриховки, я делала вид, что мне безумно интересно, а сама подумывала, как бы, так сказать, легализировать большинство своих знаний. Ведь если я резко начну играть Шопена на фортепиано и рисовать портреты друзей, то это сильно испугает как родителей, так и Петунью. Девочку это вообще может оттолкнуть, она станет чувствовать себя ущербной на моём фоне, будет винить себя в том, что она чего-то не может, и тихо ненавидеть меня. А нам такого счастья не надо.
— А ты не хочешь походить в музыкальную школу? — неожиданно для всех спросила я у сестры, когда мы уже убирали со стола. Северус непонимающе глянул на меня: ну да, Лили с сестрой особенно общаться не любила и всякий раз старалась сократить время их общения до минимума.
— Ну можно, — растерянно пробормотала Петунья и с сомнением посмотрела на свои руки. — А на чём учиться играть будем?
— Да на чём угодно, — отмахнулась я. — Хочу походить на скрипку. Или фортепиано, например. Если я не ошибаюсь, то можно будет договориться о посещении курсов только на каникулах. Тогда я смогу и из школы приезжать…
Петунья при упоминании моего возможного отъезда нахмурилась, а мне захотелось выть. Ну да, я ещё не получила письма, сестра ещё не написала Дамблдору, а он не отказал ей. И мы ещё не успели дико поругаться.