– Ничего она не изменила, – девчонка тряхнула головой. – И наши отношения, боюсь, не изменятся никогда, как бы мне ни хотелось обратного. Просто… любой, кто видит Нити, должен иметь право учиться их плести. Так, как сам того желает, если соблюдает должное отношение. В это не следует лезть, Рэго, не следует диктовать, что плести или на чем использовать. Наши зелья и их узоры – это результаты, каждый из который до ужаса важен миру и людям.
– Откуда в тебе эта сумасшедшая тяга к справедливости? – не выдержал я. – От такой жизни, как ваша, можно ждать чего угодно: ненависти, желания отомстить, зависти. Но уж точно не подобных слов.
Девчонка смерила меня насмешливым взглядом и мягко улыбнулась:
– Когда видишь слишком много дурного, Рэго Равел, хочешь, чтобы это никого не касалось. Если сам измазался в грязи, не странно ли желать, чтобы кто-то упал в нее так же?
Я смотрел на нее практически с восхищением. Ида, милая, замечательная девочка, как? Просто как тебе удается? Как получается произносить такие слова среди всего, во что маги обратили твою жизнь и жизни твоих родичей? Я злился на Детей Нитей, всего лишь слегка коснувшись того, что представлял собой быт алхимиков, а она говорит то, что заставляет и меня самого устыдиться своего гнева.
– А что твой символ, Ида? – спросил я с улыбкой. – Какой из своих инструментов ты любишь больше других?
Она оглядела сад, но так, словно попыталась немного потянуть время перед ответом. А после коротко кивнула на миртериум.
– Из-за твоего имени? – уточнил я, хоть и понимал, что с ее отношением к реальности это самый маловероятный исход.
– Что имя, если мы говорим о смысле? – Ида вздохнула, подошла к дереву и положила на кору ладошку. – Можно подумать, называйся моя деревня иначе, я бы предпочла что-то иное. Миртериум – удивительное растение, Рэго. Многие поколения алхимиков в этом не сомневались. Но даже теперь вряд ли нам известна хоть половина его свойств. Если бы я только могла, я бы посвятила всю жизнь его изучению. Но, – она обернулась и очень горько усмехнулась, – мне этого не дано. У меня есть только имя, с которым не изучают, за которым бессмысленная попытка выжить и хотя бы передать то, что удалось сохранить от предков. То, чего с каждым поколением становится все меньше. Я могу говорить о справедливости и равенстве, могу мечтать о школах, где станут изучать наше искусство, но мне суждено только наблюдать его закат. Наверное, я почти смирилась, просто… Это до безумия больно, Рэго. Я знаю, что алхимия была бы полезна миру, и хотела бы видеть, что она ему нужна. Только мир считает совсем иначе.
У меня было ощущение, что душа свернулась в какой-то крошечный комок отчаянья. Я встал, подошел к девчонке и взял ее за руки:
– Поехали со мной в Серион. Прошу. Я сделаю так, чтобы ты смогла изучать миртериум, чтобы не думала ни о чем, кроме этих исследований. Я позабочусь о твоей семье и тебе не придется за них переживать. Просто поехали со мной.
Она смотрела на меня несколько секунд с удивлением и даже, кажется, с радостью, но затем коротко мотнула головой и печально усмехнулась:
– Кем я буду? Служанкой будущего генерала? Такие, как я, не имеют права на Нити, Рэго, даже если ты решишься спорить об этом со всем миром разом.
– Ида, ты маг. – Я крепче сжал ее руки. – Я должен быть в восторге от союза с тобой, а не ты называть себя служанкой генерала.
– Если бы так думал не только ты, но и твоя семья, Рэго Равел, – Ида отступила на шаг и на секунду коснулась ладонью моей щеки, – я была бы счастлива согласиться. Но они найдут тебе лучшую пару, подходящую по статусу. Я там даже не в десятой тысяче.
Она пошла к скамейке, собрала вещи и почти бегом отправилась к дому. Я смотрел ей вслед с короткой улыбкой.
– Ида, если мой отец назовет тебя магом, ты поедешь со мной?
– Я уже ответила, Рэго Равел, – она обернулась через плечо и ехидно добавила: – И помни, я замечу, если Иръят сплетет его волю.
Глава 5. Маг.
После разговора с Идой я некоторое время провел в саду, крепко задумавшись. Пригласить девчонку уехать со мной совершенно не входило в планы, честно признаться, но теперь я видел это единственно верным исходом. Ее слова, а точнее – интонация, это дурное смирение и обреченность наблюдать гибель всего, что она любит, что-то задели во мне. Я хотел видеть Иду рядом с собой, в Серионе, достойным членом общества магов, где ее уважают ровно так, как она того заслуживает. Где она способна заниматься тем, чем вздумается, а не медленно ждать собственной смерти, наблюдая за увяданием своей семьи. Я, в конце концов, хотел иметь полное право вот так же беседовать с ней, когда сам того пожелаю, слушать ее удивительные речи, наполненные почтением ко всему живому, включая людей, ее милосердия не заслуживших ничем совершенно. Странная, короткая встреча при паршивых обстоятельствах подарила мне человека, без которого своего мира я более представлять был не готов вовсе.