Выбрать главу

(1880 - 1921)

«Из тьмы веков…»

Из тьмы веков, стоящих за спиною, окутанный в мистический туман, выходит Блок, чтоб рядом встать со мною, постигнув боль моих душевных ран.
Строг, молчалив, как был ещё при жизни, задумчив, замкнут, в том же сюртуке. Что хочет он найти в своей отчизне, что видит там — в забытом далеке?
Он знал, что годы вихрем отбушуют и станет мир весь из машин и войн. Душа опять проводит дни впустую, как принято в России испокон.
Он чувствовал, какие дни настанут: «Земные силы оскудеют вдруг...» И мглой свинцовой небосвод затянут, и выпал меч из ослабевших рук.
Молчит как встарь, загадочно и странно, а я не вижу, что скрывает мрак. Так что же ждёт нас в синеве туманной, какой незримо ты подашь мне знак?
Тут он сказал негромко, что: «...мгновенья пройдут и канут в тёмные века, и мы увидим новые виденья. Но будет с нами старая тоска».
2009

«Задумался и вспомнил вдруг…»

Задумался и вспомнил вдруг о Блоке, певце давно уже угасших лиц. Прошли с тех пор года, века и сроки, чернила стёрлись с выцветших страниц.
В какую даль неслись его мечтанья, пред чем склонялся этот ясный ум? Он смог познать бездонность всю страданья в тюрьме своих бессонных чувств и дум.
Он знал и верил – что-то здесь случится, страну постигнет дикий ураган. Недаром же над северной столицей край неба был тревожен и багрян.
Но даже он в дыму и круговерти не осознал чудовищный циклон. Ведь никогда подобной пляски смерти не видел мир. Пришёл Армагеддон.
2016

«Я беспечно со всеми по жизни шагал...»

Сохрани ты железом до времени рай,

Недоступный безумным рабам.

Александр Блок

Я беспечно со всеми по жизни шагал, был такой же, как люди вокруг. Ты единственный был для меня идеал: мой учитель и преданный друг.
Ты однажды сказал: «Помни - время придёт, страх и гнев воцарятся в сердцах, будет бедность, работа всю ночь напролёт, отблеск горя в уставших глазах».
Я смеялся, не верил, не слышал тебя, что там жалобный ветер наплёл... И себя не жалея, и юность губя, лишь закусками баловал стол.
Час пришёл – с гулом рухнул ослабленный строй, не доживший до светлой зари. И в туман лживых слов повели за собой те, кто подлые были внутри.
Кто кричал, кто смеялся, кто плакал навзрыд, кто-то дрогнул и сдался легко. Были те, кто забыли про совесть и стыд и взлетели, увы, высоко.
Только были напрасны усилия те, все попытки покинуть тюрьму. И пришёл новый бог – на зелёном холсте, поклоняться все стали ему.
Тут я вспомнил тебя и вернулся опять к нашей дружбе, забытой давно. Надоело бояться, и нет, что терять, всё сгорело и в поле темно.
Ты опять повторил мне: «Терпи и молчи. Всё свершится в положенный срок». Вот тогда мне от рая достались ключи. И я запер железный замок.
2010
Зачем сегодня читать Александра Блока?

Я никогда не видел Блока. Случайные рассказы о нём слились с образом смутным, но неотступным, созданным моей мечтой. Этот портрет, видение наивной девочки, которая над книгой думает, какие были у героя глаза, карие или голубые. Быть может, А. А. Блок совсем не похож на моего Блока. Но разве можно доказать, кто подлинный из двух? Я даже боялся бы увидеть того, кто живёт в Петербурге, ибо роль девочки, познающей житейскую правду, — скверная роль. Я вижу Блока не одержимым отроком, отравленным прикосновением неуловимых рук, который на улице оглядывается назад, вздрагивает при скрипе двери и долго глядит на конверт с незнакомым почерком, не в силах вскрыть таинственного письма. Я не различаю дней «Снежной маски», туманов и вуали, приподнятой уже, не «прекрасной», но дамы Елагина острова, и жалящей тоски. Предо мной встаёт Блок в его «Ночные часы». Пустой дом, хозяин крепко замкнулся, крепко запер двери, чтобы больше не слышать суетных шагов. Большие слепые окна тупо глядят на белую ночь, на молочную, стеклянную реку. Блок один. Блок молчит. На спокойном, холодном лице — большие глаза, в которых ни ожидания, ни тоски, но только последняя усталость. Город спит. Зачем он бодрствует? Зачем внимает ровному дыханию полуночного мира? Не на страже, не плакальщица над гробом. Человек в пустыне, который не в силах поднять веки (а у Блока должны быть очень тяжёлые веки) и который устал считать сыплющиеся между пальцами дни и года, мелкие остывшие песчинки.