Соцветие поэтов

Может ли пройти незамеченным появление серьёзного поэта? В наши дни — вполне. В критике разброд, утрата ориентиров и достаточной информации. Книжки издаются невесть кем, невесть где… Зачастую, если автор не догадается послать свой сборник критику, тот о нём и не узнает, поскольку большинство книжных магазинов руками и ногами отбивается от поэтических изданий. Так что критики вроде бы не виноваты, хотя всё-таки виноваты…

А речь идёт о настоящем поэте, талантливом, глубоком, значительном. Имя новое, однако поэту свойственно заявлять о себе сразу — никому и в голову не приходило называть Лермонтова молодым поэтом!

У Анастасии Харитоновой строгая классическая форма, сугубая серьёзность, трагическое жизнеощущение — о какой тут молодости говорить?

«…на жизнь оглянешься и скажешь: Сколько снега намело!..» Словно не было у поэта ни детства, ни юности, прожито много жизней, пройдены круги ада. Сразу и безоговорочно. Анастасия Харитонова приняла на свои хрупкие плечи бремя русской философской поэзии, её умудрённый и горький опыт:

Если случится со мной беда,
Я скажу душе: «Не смотри сюда».
Если в отчизну придёт беда,
Я скажу душе: «Это было всегда».
Заболеет ребёнок — душе тогда
Я скажу: «Терпи. Что ни дом — беда».
Ну, а если с тобой приключится зло,
Я скажу: «Улетай. В небесах светло».

Стихи Харитоновой хочется цитировать и цитировать, их собственная нагрузка куда весомей желания истолковывать их, анализировать и оценивать… Да и сама Анастасия Харитонова нимало не была озабочена современной поэтической ситуацией, её поисками — метаметафоризмом, концептуализмом, минимализмом и пр. Она была в другом контексте, в другом чувстве времени, ближе к вечности со всеми присущими ей темами. Она разговаривала с собой и судьбой, с Россией и миром. Творчество Анастасии Харитоновой — исповедь ни перед кем. Послания без адреса — они сами призваны найти себе адресата. Толчки боли. Вопросы без ответа. Поэт потому и поэт, что открывает в читателе неведомые ему самому душевные горизонты, возможности высокого резонанса.

Ещё в одной из первых книг Анастасия Харитонова пророчески начертала: «Не зная смерти, я была невинна. Узнав о ней, виновна я во всём».

Смерть непоправима, и не нам судить о причинах ранней гибели Анастасии Харитоновой. Для нас — её стихи. У них есть будущее. Я верю, — её стихам «настанет свой черёд» — по слову Марины Цветаевой.

Кирилл Ковальджи

Владислав Ходасевич (1886 - 1939)

Лети, кораблик мой, лети
вперёд, в излюбленную бурю,
пытаясь Родину найти
неповторимую, другую.

Домой вернуться - не поймут,
а здесь остаться - не оценят;
не унывай, терпи, пусть труд
богатства все тебе заменит.

Идут года, но та же грусть,
и стая туч на небосклоне.
Кого за это упрекнуть,
какой молиться мне иконе?

Пускай нелепо и смешно
мы жили в годы молодые,
но знаю: сердце всё равно
летит туда - назад, в Россию.

2009

Печальный Орфей

Владислав Фелицианович Ходасевич. Поэт, переводчик, прозаик, критик, мемуарист.

По определению Николая Гумилёва, «европеец по любви к деталям красоты», Ходасевич «всё-таки очень славянин по какой-то особенной равнодушной усталости и меланхолическому скептицизму». Владимир Набоков считал, что Ходасевич – «крупнейший поэт нашего времени, литературный потомок Пушкина по тютчевской линии, он останется гордостью русской поэзии, пока жива последняя память о ней». Действительно, в отличие от акмеистов, символистов, футуристов и прочих «истов» начала XX века у Ходасевича кристально чистый пушкинский слог и тютчевское космическое восприятие жизни. Но при этом неизменная тревога, ожидание и печаль:

Всё жду: кого-нибудь задавит
Взбесившийся автомобиль,
Зевака бледный окровавит
Торцовую сухую пыль.

И с этого пойдёт, начнётся:
Раскачка, выворот, беда,
Звезда на землю оборвётся,
И станет горькая вода.

Прервутся сны, что душу душат.
Начнётся всё, чего хочу,
И солнце ангелы потушат,
Как утром – лишнюю свечу.