По приезде семью Эфронов вместе с другой семьёй, «коллег» и собратьев, поселили в Болшево, на даче для работников НКВД. Уже здесь стало видно, что мечты и надежды не оправдались, а ловушка захлопнулась. Сергей Эфрон был в страшном состоянии – порой просто уходил в другую комнату и рыдал там в голос.
Через некоторое время его и Алю арестовали. Марина с Муром бежали в Москву, к друзьям и родственникам. Потянулись долгие и невыносимые будни – с поисками хоть какого-то своего жилья, работы, школы для Мура. Стихи её в России были не нужны и неуместны – кормиться приходилось переводами, заказы на которые для неё раздобывали друзья. Как раз тогда создавалась мощная национальная литература – отыскивались и издавались (конечно же, на русском) узбекские, таджикские, азербайджанские поэты. Спасибо им. Их стихотворения по-братски дали возможность выжить многим гениям, осколкам Серебряного века. Войну Марина встретила, переводя Лорку.
Коммунальный быт – с войной соседей, тараканами, примусами, взаимными обвинениями – медленно убивали Марину. Она не была готова к такой жизни.
Хлопоты за мужа, за дочь не привели ни к чему. Эфрон был расстрелян (о чём Марина так и не узнала, его расстреляли через два месяца после её гибели), Ариадна – осуждена на 8 лет лагерей. Сестра Ася, родной человек, – в лагерях, потом в ссылке, потом опять лагерь. На допросах Сергей Эфрон вёл себя с удивительным мужеством – и не подписал компрометирующих бумаг ни на кого из своих друзей и близких. Восхищённые слова юной Марины – «такие в роковые времена слагают стансы и идут на плаху» оказались на деле трагическим пророчеством.
18 августа 1941 года Марина с Муром отправились в эвакуацию – на пароходе по реке Каме. Помогал ей собираться старый друг – Борис Пастернак. Обвязывая чемодан верёвкой, пошутил: «Верёвка всё выдержит, хоть вешайся». Именно на ней и повесилась Цветаева в Елабуге.
18 августа 1941 года они прибыли в Елабугу. Цветаева тщетно пыталась найти хоть какую-то работу, чтобы не умереть с голоду, прокормить себя и сына. Заходила в районный отдел народного образования, в педагогическое училище, в горсовет. Везде — отказ. В Чистополе, городке рядом, должна была открыться Литфондовская столовая для эвакуированных писателей. Сохранился жутковатый документ эпохи: заявление в Совет Литфонда. Листок, на которым Марининым летящим почерком написано: «Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда. М. Цветаева, 26 августа 1941 г.». Её не приняли – слишком много было претендентов на должность.
Собратья-писатели пытались ей как-то помочь, хлопотали о её переводе в Чистополь (самовольно это делать было нельзя, «не положено»). Не успели. 31 августа Марина приготовила сыну ужин, оставила на видном месте деньги на свои похороны и билет Муру до Чистополя, а также предсмертные письма и повесилась в сенях дома, где они с сыном остановились как эвакуированные. В письме Асееву она умоляла того принять Мура в семью, не бросать, дать возможность учиться и выжить. Верила ли она, что последняя просьба умирающего священна? Асеев Мура к себе не взял. Из Литинститута его забрали на фронт, в 19 лет Мур умер в госпитале от полученных ранений.
«Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик».
В 1992 году, к столетию со дня рождения Марины, патриарх Алексий II лично совершил отпевание Цветаевой. Многие православные люди были шокированы: как можно отпевать самоубийцу, с чего бы для неё такое исключение, почему? Патриарх ответил: «Любовь народная».
Марина Богданова
Дмитрий Цензор
(1877 - 1947)
Дмитрий Цензор родился в бедной еврейской семье. С 1890-х годов начал публиковать свои стихи в различных изданиях. Произведения испытали большое влияние С. Надсона и символистов. В 1908 г. он одновременно закончил филологический факультет Петербургского университета и Академию художеств.