Выбрать главу

Гиппиус позволяла себе всё то, что в силу врождённых предрассудков, общественного мнения или иных причин было недоступно окружающим: вызывающая косметика, мужские наряды, нелепые платья собственного покроя, вызывающие недоумение и косые взгляды жителей не только Петербурга, но и более искушённых в вопросах моды французов.

Всегда неподражаемая, разная, непредсказуемая. В одной своей ипостаси она светская дама, владелица одного из салонов Петербурга — спокойная и размеренная. Но проходит мгновение, и перед нами уже совершенно иная женщина — дерзкая, откровенная спорщица и устроительница дебатов и дискуссий на самые различные темы. Невозможно предугадать, какой же будет Зинаида Гиппиус спустя ещё пару мгновений. Казалось, что реальность и вымысел слились в ней в одно начало, ведь мистификация не покидала её даже в стенах родного дома. Стоит вспомнить хотя бы то, как Зинаида Гиппиус писала своему мужу — Дмитрию Мережковскому, от имени его поклонниц, при этом давая характеристику его творчеству. Но какой же она была на самом деле?

Г. Адамович впоследствии напишет «Она хотела казаться тем, чем в действительности не была. Она, прежде всего, хотела именно казаться»... Но это на людях, в обществе, а наедине с собеседником, с глазу на глаз «она становилась человеком ко всему открытым, ни в чём, в сущности, не уверенным и с какой-то неутолимой жаждой, с непогрешимым слухом ко всему, что за неимением другого, более точного термина, приходится назвать расплывчатым словом "музыка"»

«Больная жемчужина», «белая дьяволица», «ведьма», «чёртова кукла»… Как только ни назвали её современники! Лев Троцкий, борясь с предрассудками, порождаемыми религией, ещё в начале революции напишет одну из своих брошюр. Есть там такие слова: «Пора, товарищи, понять, что никакого Бога нет. Ангелов нет, чертей и ведьм нет», а затем, как бы невзначай, напишет: «нет, впрочем, одна ведьма есть — Зинаида Гиппиус».

Гиппиус оказалась не просто погружённой в сплетни и слухи, невероятные истории просто окутали её и без того мистическую личность. Могло сложиться впечатление, что Зинаиду Гиппиус это совершенно не волновало. Но зачастую она сама с удовольствие преумножала те нелепицы, которые витали в обществе. И лишь немногие знали, что за всей этой спесью и парадоксальностью скрывается тонкая и ранимая натура. Возможно, свой отпечаток на жизнь и творчество Гиппиус наложила ранняя смерть отца. Уже тогда девочка начнёт задумываться о жизни и смерти, любви и разлуке, а впоследствии напишет: «Смерть тогда, казалось, на всю жизнь завладела моей душой!».

В своём «Самопознании» Н. А. Бердяев говорил о Зинаиде Гиппиус как о замечательном, но в то же время «мучительном» человеке, поражающем своей «змеиной холодностью», вследствие чего несчастном: «В ней отсутствовала человеческая теплота. Явно была перемешанность женской природы с мужской, и трудно было определить, что сильнее. Было подлинное страдание. Зинаида Николаевна по природе несчастный человек».

Говоря об этой самой «перемешанности женской природы с мужской», затронутой Н. А. Бердяевым, следует упомянуть о том, что свои критические статьи, к слову сказать, довольно популярные, Гиппиус никогда не подписывала настоящим именем. Она пользовалась псевдонимами, причём всегда разными, наиболее популярный среди них — Антон Крайний. Одни восхищались поэтессой, другие боялись её острого языка, некоторые ненавидели, но к мнению Крайнего прислушивались все.

Понять всю разносторонность одной из величайших женщин России — Зинаиды Гиппиус нам помогают не только её стихотворения, романы и рассказы, но и дошедшие до нашего времени дневниковые записи, которые она начала вести ещё в юности.

После распада Советского Союза интерес к изучению дневников значительно возрос. Однако отношение к этому до сих пор остаётся неоднозначным. Зачастую в журналах и блогах появляются статьи авторов, выступающих против изучения дневниковых записей, ведь, по их мнению, там содержится личная, порой даже сакральная информация.

Несмотря ни на что, Гиппиус привнесла в наши умы и сердца совершенно иное представление о дневниках. Свои записи она называла «мертвецами, лежащими в могиле», то есть Гиппиус подразумевала, что после смерти автора они не должны быть опубликованы.