«Форд Аляска тревл» стоял в бесконечной пробке на выезде из города.
Скрипач дернул ручник, и повернулся к Иту – тот покачал головой.
Не может быть.
Запах… запах гниющих фруктов и гноя – это запах нэгаши, и они слишком хорошо знали, что это за раса, и чем могла бы закончиться для маленькой девочки-человека подобная встреча.
Но!!! Это же Сод!!! Какие нэгаши – тут? Откуда? Москва, школьный двор, и – танк третьего уровня с живыми нэгаши внутри? Как такое возможно?
– Сирень там была сильно поломана, – продолжала Эри. – На этом месте, где стояла машина. Я туда рискнула забраться только через месяц, или даже больше – и увидела эти сломанные ветки, много. Целый куст оказался раздавлен, а кусты там были ого какие. А чего вы молчите?.. Я что-то не то сказала?
– Прости, мы слегка охренели, – отозвался Ит после почти минутной паузы. – Рыжий, поехали, нам сигналят уже.
Машина тронулась.
– Больше ты этого танка не видела? – уточнил Скрипач.
– Нет. Но видела другое.
– Извини, что перебиваю, но ты… – Ит замялся. – Ты что, наблюдала нечто подобное часто?
– Не то, чтобы очень часто, – пожала плечами Эри. – И я не только видела, чувствовала тоже. Но я никому не могла нормально объяснить, что я вижу, и чего боюсь. Например, что-то было в стенном шкафу в моей комнате…
– Это почти у всех детей есть, – хихикнул Скрипач. – И у некоторых сильно пьющих взрослых. У детей бабайка, а у взрослых перепейка.
– Про бабайку не знаю, а то, что иногда оказывалось в шкафу, было как черный шар, размером с теннисный мяч. Или несколько таких штук. Вот тебе смешно, рыжий, а они всю дверцу изнутри изодрали однажды. Повсюду были щепки. А мама наказала меня. Она решила, что я взяла нож с кухни, и испоганила дверь. Глупо. Зачем бы мне это нужно было делать?
– Черные штуки? – с интересом спросил Ит. – Именно как шар?
– Да, гладкий черный шар. Не знаю, чем они драли дверь. Может быть, у них были когти или зубы. Когда тебе пять лет, тебе не захочется проверять, чего у них там есть, – справедливо заметила Эри. – Мне было страшно. Я от них пряталась под одеялом.
– Даже не знаю, что сказать. Странно. Очень странно, – Ит вздохнул. – Но ведь было что-то еще, верно? Это всё – тарелка, танк, шары – было побочным. Так?
– Так, – согласилась Эри. – Верно. Было еще и другое. Главное. Я тогда не умела еще молчать и скрываться, поэтому говорила о том, что понимала, с другими людьми. То есть пыталась говорить. Получалось плохо.
– И что было главным? – поинтересовался Скрипач, выруливая на трассу. Они тут что, совсем дороги не чистят, интересно? Больше семидесяти по такой трассе ехать – самоубийство. Мало того, что яма на яме, так еще и снега чуть не по колено.
– Двое, про которых я знала, что они есть.
…Эри знала про Двоих, и, как любой ребенок, она искала визуализацию своему знанию. Ей приходилось сложно – к пяти годам она верила в то, чего не существовало в информационном и предметном пространстве там, где она находилась.
Вера всегда нуждается в объекте.
Религиозный человек вешает себе на стену икону или вырезает из дерева скульптуру. Влюбленная в артиста женщина ставит на столик рамку с его портретом. Маленькая девочка просить мать купить ей куклу-принцессу или куклу-малышку. Объект обожания может быть недосягаем, поэтому его материальное существование подтверждает некий предмет, фетиш, символ – назвать можно как угодно, суть от этого не меняется. И маленькая Эри искала этот символ, и всё-таки, пусть и с трудом, нашла его.
– Я не знала тогда, кто такие те… ну, те. Даже не знала точно, мужчины они или женщины. Если мужчины, то не похожие на наших мужчин. Если женщины, то совсем не такие, как наши женщины. Я не могла описать, не могла выразить словами, не могла нарисовать… но тосковала я уже тогда. Тосковала и искала. И нашла.
…Двоих пластмассовых буденовцев Эри со слезами отбила в своей детсадовской группе. Они, за небольшую мзду, заплаченную мамой, переехали в результате к ним домой, и поселились в кроватке Эри. Кем только Эри после этого не стала – в глазах что мамы, что по мнению общественности!.. И дебилка, и тупая, и придурошная, и тряхонутая, и чокнутая, и поехавшая.
– Нормальные девочки в куклы играют, а эта себе солдат пластмассовых в кровать тащит, – сокрушалась мама. – И если бы хоть хороших каких, так ведь нет, два болвана уродских!