Лида упоминала в письме, что казак вместе с ней в Москве. Попков и Алексей, написала она. Стараясь больше не привлекать к себе внимания, Йене снова повернулся и посмотрел через сетку на телегу пекаря, до которой от него было примерно метров тридцать.
Потом невольно взгляд его обратился к скамейке у стены. Йене изготовил еще один металлический квадратик, чтобы мальчик мог забрать его, когда вернулся бы с письмом от Лиды. Но мальчика не было. Вместо него — Попков. Здоровяк нес поднос с пельменями, от мясного запаха которых рты заключенных наполнились слюной. Йене обратил внимание, что казак как бы случайно бросил взгляд на скамейку и булыжники под ней, входя с подносом в здание. Пока что все шло гладко.
Все пошло не так, когда Попков показался в дверях. Как бы случайно их взгляды встретились, и казак чуть дернул головой. Что это? Приветствие или просто нервное движение бычьей шеи? Йене поднял руку и поправил на голове шапку. Своего рода взмах. Пекарь спешил. Настороженный Взгляд Йенса отметил, что сегодня он особенно нервничал, движения его были торопливыми и неуверенными. Ступни работника опускались на булыжники так, словно это был раскаленный уголь.
— Эй, ты! — неожиданно взревел Бабицкий. — Я тебя знаю, грязный ублюдок!
Все повернулись и посмотрели на охранника. Винтовка Бабицкого была нацелена прямо в грудь Попкова.
— Берите эту здоровую скотину! — закричал Бабицкий. Хоть на улице стоял сильный мороз, лицо его сделалось алым. Он шел через весь двор, выставив перед собой винтовку. — Эй ты! — загремел охранник. — Ну сейчас я тебя прикончу!
Йене бросился к решетке.
— Беги! — закричал он.
Но бежать было некуда, и казак знал это. Ворота были закрыты, а тюремный двор окружили люди в форме, которые приближались к Попкову со всех сторон, целясь винтовками. Лев улыбнулся Йенсу, блеснув зубами сквозь черную бороду, размял огромные плечи и приготовился драться голыми руками.
— Нет! — закричал Йене.
Бабицкий бросился на Попкова. Он изо всей силы выбросил вперед приклад винтовки, целясь казаку в живот. Охранник был большим и сильным, но Попков был еще больше и еще сильнее. Он отпрыгнул в сторону, развернулся и рубанул одной рукой по горлу Бабицкого, отчего тот упал как подкошенный и, хватаясь за шею, начал задыхаться. Остальные охранники надвигались на казака с осторожностью. Попков схватил с земли винтовку Бабицкого и принялся размахивать ею в воздухе, как дубинкой, нанося удары в плечи и челюсти.
Йене вцепился в железную сетку, понимая, как и все, чем это закончится.
Грянул выстрел. В закрытом со всех сторон стенами тюремном дворе звук его был оглушительным. Заключенные, которые, позабыв о прогулке, прижимались к ограждению лицами, разом застонали. Попков упал навзничь, одна рука его легла под скамейку у стены. На холодные камни потекла кровь.
Лида колотила кулаком в дверь, пока та не начала скрипеть и чуть не вылетела, но ей не открывали. Она начала бить сильнее, пока у нее на руке не лопнула кожа. Наконец раздался щелчок и дверь рывком распахнулась.
— Какого черта… — Пауза. — Вот так неожиданность. Да это малышка Лида. Что это вы в такую рань шум подняли?
— Мне нужна ваша помощь, Дмитрий.
Советский чиновник улыбнулся. Спокойная уверенная улыбка, которая всплыла на поверхность из каких-то затаенных глубин, как будто он ожидал, что рано или поздно что-то подобное случится, только не был уверен, когда именно. Малофеев отошел в сторону, открыл пошире дверь и жестом пригласил Лиду войти.
— А почему вы не позвонили в звонок?
— Это было слишком… просто.
— Слишком просто? Что за безумная мысль!
— Мне нужно было что-нибудь ударить.
Они сидели друг напротив друга за длинным обеденным столом. Это был прекрасный предмет мебели, но своими тяжелыми резными ножками, покрытыми затейливым орнаментом, он совершенно не соответствовал модернистским вкусам его владельца. Лиде подумалось, что, как и браслет Антонины, он мог быть получен от кого-то, кто нуждался в помощи. От такого же, как она.
— Итак? — произнес Малофеев с легкой улыбкой. — Что же так взволновало юную Лиду этим утром?
— Я не взволнована. — Она подняла чашку кофе и со спокойным видом сделала глоток, но проглотить не могла, не могла приглушить пульсирующую боль, сжавшую ее горло.
Его серые глаза насмешливо прищурились, и она поняла, что его обмануть ей не удастся.