— Тут еще, — негромко произнес Алексей и поднял четыре пальца.
Лида провела рукой по своей белой шее и вопросительно подняла бровь. Он кивнул. У всех были улыбки под подбородками. Алексей увидел, как сестра задрожала всем телом, и испугался, что она может замерзнуть. Ее руки и ноги могли закоченеть. Шок иногда проделывает странные вещи с людьми. Серов был готов к тому, что придется остаток пути нести сестру на плечах. Но когда он продолжил путь, она тенью двинулась следом. И опять небольшой строй замыкал Игорь. Его маленькие глаза так и бегали от ствола к стволу.
Лишь когда они вернулись к армейскому грузовику, Лида спросила:
— Кто это сделал? Кто их убил?
Алексей был уверен, что знает ответ, но почему-то ему не хотелось говорить это сестре.
— Алексей? — не отступалась она.
— Наверное, Максим. Он прикрывал нас. Хороший пахан всегда поможет своим людям.
— Но ты говорил, что армейский патруль ходит в парах и они прочесывают лес невнимательно. Почему там было четыре тела?
Алексей постучал ногами о землю, сбивая снег, и забрался в кабину.
— Разве не понятно? — нахмурился он.
— Мне — нет.
— Нас предали.
— Предали? Кому было известно, что мы сегодня сюда поедем?
— Только нам.
Старый драндулет все так же стоял у дороги. Чувство облегчения нахлынуло на Алексея резко, как удар в лицо, и только сейчас он понял, что до сих пор подсознательно сомневался в Максиме Вощинском, боялся, что он бросит их здесь. Но почему, если он сам только что спас их? Алексей и Лида уселись на свои места, и Алексей приветствовал Максима, крепко, благодарно обняв его за плечи. От вора в законе пахло коньяком, но кожа его на ощупь казалась ломкой и холодной, как будто он долго пробыл на ледяном ветру.
— Я рад, что все прошло благополучно, сын, — улыбнулся Максим.
— Спасибо, отец.
Лида взяла руку Максима. Сдвинув перчатку, она поднесла руку к губам и поцеловала бледную, в синих венах кожу.
— Спасибо, пахан, — негромко сказала она.
Вор в законе отнял руку, улыбнувшись холодно, одними губами, и обронил:
— Алексей, уйми свою сестру.
В комнате пахло кровью. Металлический соленый и тягучий запах, как деготь, вливался в ноздри. Алексей, замерев, стоял у двери, пытаясь понять, откуда он исходит. Каждый удар его сердца был гулким, как раскат грома. Серов провел Лиду до дома и поднялся с ней по лестнице. Что-то было не так, он почувствовал это, когда шел по узким ступенькам. На верхней площадке их встретил худой человек с подозрительными глазами и редеющими волосами. Красная повязка у него на руке указывала на то, что это управдом. Он перегородил им проход.
Мужчина надул худосочную грудь.
— Товарищ, у вашей двери на полу пятно. Уберите.
Лида моргнула, словно не расслышала, потом вскрикнула и бросилась к двери.
Управдом недовольно поджал губы.
— Похоже на кровь! — крикнул он ей вдогонку.
Алексей пошел за сестрой. Да, это была кровь. Пятна крови были и в комнате. У кровати стояла Елена. Она подняла голову, чтобы посмотреть, кто вошел без стука. Ее бледные глаза были холодными и злыми. Лида задрожала, как маленький испуганный зверек, зубы ее застучали.
— Лев, — прошептала она. — Лев.
Здоровяк лежал на кровати. Его огромная, как бочка, грудь была раскрыта и обнажена. На ней была только повязка из бинтов, которая выглядела так, будто на нее поставили большое красное блюдо. Яркий, насыщенный алый цвет. Каждый квадратный сантиметр кожи казака был покрыт кровью, потом и синяками, а единственный черный глаз скрывался в таком же черном кровоподтеке. Только губы, разбитые и покрытые струпьями засохшей крови, были перекошены в попытке улыбнуться.
— Лида! — взревел он.
Она перелетела через всю комнату. Не обращая внимания на кровь, девушка обхватила руками его бычью шею и поцеловала в заросшую щеку.
— Ты не умер, — сказала она, и слова эти прозвучали, как обвинение.
— Нет. Я хотел, но потом передумал.
— Я рада, — сияя глазами, улыбнулась она и взялась за его черную бороду. — Но я-то думала, ты умер, здоровый ты идиот!
Глядя на нее, Алексей подумал, проснется ли в ней такая же энергия, если он когда-нибудь оживет. Вряд ли.
— Они, наверное, тебя выбросили, да? — засмеялась она. — Не захотели держать у себя в тюрьме такую вонючую тушу.