Злость, яростная и всепоглощающая, охватила его.
— А взамен? — спросил он. — Что они предложили тебе взамен?
— Я попросила тебя.
— Меня?
— Да. Я попросила сделать так, чтобы ты не участвовал в гражданской войне, которая происходит в Китае. Чтобы ты был как можно дальше от гоминдановской армии. — Лида сглотнула, и он подумал, что она сейчас повернется, но она не повернулась. — Я хотела оградить тебя от опасности. Я не представляла, что они отправят тебя сюда, в Москву, клянусь. Для меня это стало совершенной неожиданностью. — Она стала дергать пуговицы на блузке. — Приятной неожиданностью. Это доказало, что они свое слово сдержали.
Он бесшумно подошел к ней и остановился у нее за спиной так близко, что услышал ее неровное дыхание.
— Так вот почему ты отправилась тогда в тюрьму за письмом? За тем письмом, в котором Йене рассказал о своем проекте? Чтобы отдать его Ли Миню?
Она вздрогнула, услышав его голос так близко, но не повернулась. Лишь молча кивнула.
— Лида.
— Я знаю, ты сердишься. Считаешь, что я предала тебя и заключила грязную сделку у тебя за спиной. Но думать о том, что ты можешь потерять жизнь от пули какого-нибудь гоминдановца… Для меня это было невыносимо. Теперь твои китайские друзья получили то, что хотели. Они уезжают и забирают тебя с собой.
Она подалась назад и уткнулась стриженой головой ему в щеку, и этого простого, но такого сокровенного движения оказалось достаточно для того, чтобы в один миг Чана оставило желание покинуть ее и больше не видеть никогда. Серьезность поступка, который она совершила ради него, потрясла юношу. Она поставила на кон свою жизнь и жизнь отца ради спасения его жизни. Он обхватил ее руками за талию, рядом с раной и нежно привлек к себе, борясь с желанием прижать ее изо всех сил, чтобы уже никогда не отпускать.
— Ты права, я действительно сержусь, Лида. Но не на тебя, любимая. На них. — Он почувствовал исходящий от ее раны запах крови, и сердце его сжалось. — Я должен был понять, что ты боролась не за свое прошлое.
— Нет, — прошептала она. — За наше будущее. Твое и мое. Но… Чан, мы оба рождены нашим прошлым.
В дверь снова постучали, и Бяо крикнул, чтобы они поторапливались.
Чан заговорил:
— Лида, ты должна решить сейчас. Если ты хочешь ехать в Америку, мы можем…
Она развернулась. Ее огромные глаза были полны решимости.
— Нет. Не в Америку.
— Мое сердце не сможет биться, если рядом не будет твоего.
— Алексей сказал тебе сделать это? Оставить меня?
— Он сказал, что со мной ты всегда будешь чужаком.
Она рассмеялась, отчего комната словно наполнилась свежим воздухом. Посреди страха, боли, опасности она рассмеялась, качнув обрезанными локонами, и смех ее восстановил что-то сломавшееся у него внутри.
— Ох, Чан Аньло, я была чужой всю свою жизнь. Когда-то я боролась с этим, думая, что так не должно быть, но сейчас я так не считаю. Ведь именно благодаря этому я оказалась рядом с тобой.
Он обхватил ее лицо пальцами.
— Твой брат считает, что ты должна остаться здесь, в России, и, глядя на тебя, я понимаю, что эта страна — часть твоей души.
— Забудь о том, что говорит Алексей. Он мне не брат.
— Что?
— Отец мне все рассказал. Он сказал, что Алексей — не его сын. Что моя мать все перепутала и что даже собственная мать Алексея говорила неправду. — Печаль скользнула по лицу девушки тенью ночного призрака в лунном свете.
— Лида, в том пожаре ты потеряла не только отца, но и брата.
Лида улыбнулась одними уголками губ.
— Твои боги дорого тебя оценили, — сказала она. — А теперь они снова забирают тебя у меня.
— Едем со мной.
Ее глаза расширились.
— В Китай? — Да.
— Нет, — сказала она. — Ты забыл? Мы ведь давно договорились, что, пока ты сражаешься за коммунизм, девушка с запада не должна мешаться у тебя под ногами. Мне нигде нет места.