— Я еще не на Лубянке, — улыбнулась она.
Лубянка считалась самым страшным местом во всей Москве. Там, в красивом здании из желтого кирпича, проводились допросы, после которых заключенные чувствовали себя, словно их разбирали по кусочкам, доставали из них нужную информацию, а потом снова складывали… Если повезет.
— Не упоминай это вонючее место, — прорычал Попков, окидывая ее единственным глазом. — Ты совсем плохо выглядишь.
Она не обратила внимания на его слова.
— Здравствуй, Елена.
Женщина стояла рядом с ним, сложив на груди руки, и смотрела на торчащие из-под шапки Лиды клочки волос. Впрочем, вслух своего мнения она не высказала.
— Пришла, значит, — только и сказала Елена.
— Так что, Лев? Значит, на Украину?
— Да. Там еще остались нормальные люди. В этой поганой Москве делать нечего.
Лида протянула руку и прикоснулась кончиками пальцев к его гранитной груди.
— Береги себя, мой друг. — Она подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо. — Тебе уже лучше?
— Да я как ягненок на весенней лужайке.
Она рассмеялась.
— А ты? — спросил он, сдвигая черные брови-жуки.
— Скорее как старая коза.
Он кивнул, задумчиво копаясь пальцами в бороде, которая, как только сейчас заметила Лида, была сильно обожжена и больше всего напоминала какую-то кривобокую щетку. Неожиданно из-за его спины высунулось узкое лицо.
— На чьей машине ты приехала?
— Эдик! Ты что здесь делаешь? Серуха! — Она погладила щенка по мягким ушкам. — Это машина знакомых моего китайского друга. Очень неприятные типы.
Брови Попкова сдвинулись плотнее.
— Они забрали его?
Лида кивнула и опустила взгляд на его старые кожаные сапоги с вытесненными воющими волками на голенищах.
— Лев, — негромко сказала она, — ты ведь знал про Алексея все это время, правда?
Казак зарычал.
— То, что он не был моим братом. Знал с самого начала. Поэтому вы постоянно ссорились.
Он снова зарычал.
— Нужно было сказать мне.
— Я не мог. Ты так радовалась, что у тебя есть брат.
Слезы начали душить Лиду. Больше она ничего не сказала. Мимо проехала коляска, обдав их грязным серым снегом. Гавкнула Серуха. Мир продолжал жить своей жизнью.
— Я собираюсь выращивать пшеницу, — вдруг объявил Попков.
— Ты? — улыбнулась Лида. — Станешь крестьянином?
— Мы, — уверенным тоном поправила ее Елена. — Мы научимся. А Эдик будет помогать нам. Верно, мальчик? — Она ткнула его ^ пальцем в тонкие ребра, и ребенок захохотал.
— Только если заставите! — весело крикнул он.
Глядя на эту семью, видя гордое выражение на изуродованном лице Льва, Лида позавидовала им.
— Будьте счастливы, — с трудом пробормотала она.
Лев долго смотрел на нее, потом перевел взгляд на груженую баржу, проплывающую по Москве-реке, и снова посмотрел на нее.
— Что, Лев?
Он повел плечами и пробормотал что-то невразумительное себе в бороду.
— Дело в том, что… — сдержанно произнесла Елена. — Он отказывается ехать без тебя.
Лида закрыла глаза и пошатнулась.
Но Елена еще не закончила.
— Он хочет, чтобы ты поехала с нами.
Лида потерла руки, делая вид, что это злой ветер с реки заставил ее содрогнуться.
— Черт! Лев, ты что, спятил? Я на ферме? Не будь идиотом. Я не селянка с соломой вместо мозгов. Нет уж, занимайся своими лопатами и тяпками сам. Паши свою землю без меня.
В глазах Елены возникло и тут же скрылось облегчение, но Лида успела его заметить.
— А ты чем займешься? — натянутым голосом пробасил Попков.
— Я буду в безопасности, не беспокойся. Я возвращаюсь в Китай.
Его черный глаз прищурился, и казак покачал головой, как старый бык, как будто она внезапно стала тяжелее.
— Но ты мечтала оттуда выбраться. Говорила, что ненавидишь эту страну.
— Я лгала.
— Лев, оставь девочку в покое, — вмешалась Елена, оценивающе поглядывая на Лиду и улыбаясь. — Ее не место туда тянет, а человек, разве ты не видишь?
— Но…
— Никаких но! Сколько можно со мной носиться, как с хрустальной вазой? — заявила Лида. Потом подтолкнула его и прибавила: — Все. Езжай на свою Украину. — Она неожиданно для себя весело улыбнулась и даже засмеялась. — Живите счастливо. И спасибо за все.