— Что вам нужно от Льва Попкова?
— Что женщине может быть нужно от мужчины?
Она распутно вильнула бедрами, сунула в рот сигарету и всосалась в нее так яростно, что ее конец ярко засветился. Лида отвернулась. Она сложила две юбки, синюю и темно-зеленую шерстяную, и аккуратно положила их рядом с парой свернутых носков, ножницами, тремя носовыми платками, книгой и небольшим хлопковым мешочком на шнурке.
— Ваш сын умер в лагере? — спросила девушка, не поднимая глаз.
— Да.
— Сожалею.
— Не стоит.
Что-то в том, как были произнесены эти слова, заставило Лиду посмотреть в лицо женщине. Оно было совершенно невыразительным.
— Он был охранником, — безжизненным голосом пояснила Елена. — Один из заключенных убил его. Куском стекла перерезал ему горло.
Мысленному взору Лиды тут же представилась кровь, хлынувшая потоком из тела сына этой женщины, молодой человек, хватающийся за горло, его остывающие глаза. Был ли рядом с ним Йене? Видел ли он, как это происходило? Его ли рука сжимала самодельное оружие? Тот, кто это сделал, наверняка уже мертв. Лида вдруг и сама ощутила боль в горле. Она развернула и снова сложила одну из юбок, достала из сумки щетку для волос. Ничего особенного в ней не было, обычная деревянная щетка с треснувшей ручкой, но когда- то она принадлежала ее матери. Щетку девушка положила рядом с ножницами и мешочком.
— Так, значит, ваш сын был охранником, — тихо произнесла она и сплюнула на пол.
Женщина кивнула. В глазах ее от мягкости не осталось и следа.
— Я знала, что этим рано или поздно закончится, — сказала она, издав звук, похожий на рычание. — Одному Богу известно, что этот подонок творил с теми людьми.
За окном проехал грузовик. Свет его фар прорезал темноту и на миг заглянул в комнату.
— Наверное, тяжело потерять сына, — сказала Лида. — Мне жаль, что так вышло.
— А мне нет.
— Ни одни родители не захотят лишиться ребенка.
— Не будь в этом так уверена.
Папа, а ты бы хотел лишиться ребенка? Лида снова взялась за сумку, вынула из нее блокнот и карандаш. Начав ими новый ряд на одеяле, она добавила в него нераспечатанный флакон розовой воды, который подарил ей в дорогу ее овдовевший отчим. Милый Альфред. Он вернулся в Англию и, если бы услышал ее сейчас, наверное, умер бы от стыда. Для англичанина разговаривать с совершенно незнакомым человеком о потере сына равносильно пытке. Это что-то немыслимое. Но здесь, в России, все было иначе. Здесь границы дозволенного были размыты, и Лида уже научилась ценить это, поскольку это помогало открывать многие двери.
— Елена, — неожиданно улыбнулась она, — давайте выпьем за вашего сына.
Она достала из сумки наполовину пустую бутылку водки с маленьким оловянным стаканчиком на горлышке.
Глаза Елены заблестели. Она бросила окурок сигареты на пол и растерла его ногой. Пока Лида открывала бутылку, гостья захлопнула за собой дверь и плюхнулась на соседнюю кровать, отчего у той жалобно зазвенели пружины.
— Давай, подруга. Наливай!
Лида наполнила стаканчик до краев, но вместо того, чтобы передать его женщине, сама отпила из него, а бутылку передала Елене, которая приняла ее с радостной улыбкой.
— Будьте здоровы, — сказала Лида.
Они выпили, Лида из стакана, Елена из бутылки. Жидкость обожгла Лиде горло, ей тут же стало плохо, но она сделала еще один глоток.
— Не обижайте его, Елена.
— Кого? Сына? Уже слишком поздно об этом думать.
— Нет, я имею в виду Льва.
— Ха! Ты что ему, мать?
— Да. Мать, сестра и няня, и все в одном лице.
Елена рассмеялась и снова приложилась к бутылке.
— В таком случае повезло ему.
Лида чуть подалась вперед.
— Вы так думаете, Елена?
— Ну конечно! Ты с ним нянчишься, с братом твоим он воюет, а со мной… отводит душу, скажем так. — Она по-цыгански передернула плечами, отчего грудь ее затанцевала (проделала она это мастерски).
— Товарищ Горшкова, — мило улыбаясь, промолвила Лида, — а вы, часом, не шлюха?
Елена моргнула, шумно вздохнула, как будто обиделась, но потом запрокинула голову и громко захохотала, ее тяжелые груди снова запрыгали, да так, что, казалось, еще немного — и они лопнут.
— Зоркие у тебя глазки, как у змеи, товарищ Иванова. — Она отерла слезы тыльной стороной ладони и влила в горло очередной глоток водки. — И как же ты догадалась, а? Такому ребенку, как ты, рано еще знать о подобных вещах-то.
— Просто вы так смотрите на мужчин. Как будто их… можно использовать. Как будто они инструменты, а не люди. Я видела такой взгляд в глазах раскрашенных девиц в Цзюньчоу.