Здесь и находится внутренний, встроенный в либеральный модернизационизм ограничитель, согласно которому чеченцы должны с нами жить потому, что нам так хочется и у нас больше самолетов и бомб. Но этот аргумент не создает стабильности. Он порождает эскалацию насилия в ХХI веке. А эскалация насилия не может вписываться в либеральный модернизационизм. Этот модернизационизм и так-то очень скоро востребует национальную идею, которая в том обществе, которое мы сейчас имеем, может стать только псевдорусской, основанной на экстремизме и этнорадикальности, ничего общего с настоящей национальной идеей не имеющими.
Таким образом, либеральные модернизационисты неизбежно передадут эстафету националистам. Поскольку националисты делятся (что бы они ни говорили) на экстремистских, псевдонациональных этнорадикалов и уменьшительных националистов, то передавать эстафету придется этнорадикалам. Особенно контрастно это будет происходить в условиях указанной эскалации никак идейно не мотивированного насилия.
Тем самым либеральный модернизационизм, мобилизовав в нынешних, глубокого стратегического обоснования не имеющих, формах некий ресурс "позитивного империализма", тут же начинает мутировать. И постепенно трансформируется в нечто, насыщенное квази- и необаркашовскими настроениями. Что подкрепляется указанными уже противоречиями в установках той части военной элиты, которая как бы поддержала государственный пафос либерального модернизационизма в варианте Владимира Путина.
И где же здесь необходимый супермост? Вновь укажем: как в случае с Владимиром Путиным и его либерализмом, так и в случае с необаркашовскими установками мы сознательно строим анализ на чистом рационализме, на чистом прагматизме, на отстраненном, математизированном почти анализе возможностей и издержек. Если вместо супермоста мы получаем войну на два фронта под некими квази- и необаркашовскими флагами, то эта война кончается тотальным разгромом. И расчленением страны по условиям подписанной военной капитуляции.
Вот почему необходимо исследовать и мобилизовывать те немногие моменты, которые в пределах либерального модернизационизма, вставшего на позиции государственности, все-таки дают шанс на построение указанного супермоста. С этой и только этой точки зрения квази- и необаркашовские настроения в реставрационной и реваншистской части военной элиты – просто тупиковы, а маневры В.Путина (если только они ведутся всерьез) – почти тупиковы. И данное "почти" следует отыгрывать как, возможно, один из последних шансов на сохранение России без катастроф типа 1917-го года или разного рода "длительных существований в исходе".
Удастся это или нет – отдельный вопрос. Но негативное отношение к росту определенных настроений в военной элите, подчеркнем еще раз, определяется для нас не критицизмом по отношению к содержанию этих настроений. В этом случае мы не вырвались бы из ценностной ниши в пространство большой политики с ее сугубой рациональностью. Нет, конечно же, в данном случае речь идет о другом. А именно о том, что, во-первых, мы вообще ведем исследования не в своем дискурсе, а в дискурсе Путина. А во-вторых (и это главное), о том, что эти военные настроения окончательно ломают последние шансы на какой-либо супермост, без которого проводимые операции по отстаиванию целостности России просто обречены на стратегическое фиаско.
А коль скоро это так, то описание неких "подводных камней" , которые скоро скажутся в результатах разворачиваемой чеченской истории, можно и должно производить, придавая условно либеральному государственническому модернизационизму некий знак "плюс" и соответственно расставляя все остальные знаки.
Итак, в качестве начального баланса, используемого византизмом, вторая война в Чечне, как и первая, знаменует собой следующее (схема 4).
Из вышеуказанного логически с весьма высокой вероятностью вытекает то, что мягко атакуемый двумя силами (евразийство и уменьшительный национализм) В.Путин одновременно должен налаживать отношения с внутренне враждебной к нему как к либералу третьей силой – квази-советско- и квази-досоветско-имперским усеченным генеральским реваншизмом). И это притом, что две атакующие Путина силы вполне способны найти общий язык с третьей силой, составляющей важнейший элемент базы В.Путина во второй чеченской войне (схема 5).
Для В.Путина и того направления, которое он вольно или невольно олицетворяет, главным вопросом было соотношение между выигрышем войны военной и войны политической. Если в результате военного выигрыша удавка из трех сил стянется на горле у пытающегося выйти за свои капитулянтские рамки российского либерализма – о какой победе можно будет говорить?
Схема 4.
Путин и конфигурация военно-спецслужбистских геополитических ориентаций
Схема 5.
Сотворение неопределенности – сговоры, подрывы, конфронтации и т.д.
Армия в Чечне должна была изначально стать явлением политическим. Некоей добровольческой, сильно идеологизированной армией, готовой по окончанию войны решать определенные политические задачи в рамках государственнического, централистского либерализма. Выйдя из Чечни (как Вандеи), эта армия должна была двинуться в регионы со своей, образно говоря, либерально-государственнической гильотиной. Тогда В.Путин оседлывает движение.
Не произойдет этого – произойдет другое. Эта армия все равно станет в лучшем случае инструментом решения чужих политических задач. Она двинется из Чечни не на регионы, а на Москву. Но не Путин возглавит тогда это движение. И не либеральный централизм станет главной целью оного.
Мы обозначили, что в лучшем случае движение победившей, но неоседланной армии станет чем-то наподобие ОАСовского путча. Что же произойдет в худшем случае? В худшем случае (имеется в виду – худшем и для страны, и для Путина) неовизантийские игры усложнятся еще на несколько порядков.
Часть 5.
Чечня как генератор общероссийской неопределенности
Даже реваншистско-квазиоасовский путч еще надо суметь состряпать! Это умение более чем проблематично, если определенные военные фигуры даже не умеют держать язык за зубами и исповедуются о своих тайных намерениях перед многомиллионной аудиторией электронных СМИ.
В этом случае вполне возможно превращение реваншистского квазипутча в ГКЧП с очередным номером. Модели подобного превращения разнообразны. Приведем две главные.
Модель # 1 – линейная эскалация.
1. Перед стиранием с лица земли Грозного (этого нового Карфагена конца ХХ века) происходят очередные взрывы в Москве или в провинции.
2. В ответ на эти взрывы как раз и начинаются массированные бомбардировки со стиранием с лица земли.
Схема 6.
Линейная эскалация
Схема 7.
Неопределенность – и достижение "точки би"
3. В ответ на бомбардировки происходят еще более сильные демарши противоположной стороны.
4. Российская сторона отвечает, например, "зачистками" чеченцев в Москве.
Ряд данных взаимно усиливающихся импульсов можно продолжить.
Важно, что при этом раскачка приобретает характер растущей по амплитуде синусоиды (схема 6).
Какую роль выполняет подобная модель в конечном итоге? С математической точки зрения эта модель призвана нарастить амплитуду до уровня, когда система начнет переходить из некоего устойчивого состояния в "состояние открытых возможностей". Точка, за которой такие возможности начинают появляться, называется точкой бифуркации ("точка би"). Задача поднятия амплитуды А равносильна задаче выведения за "точку би" (схема 7).