Это очень удобно для наших оппонентов на Западе и Востоке. Это удобно и для тех внутренних сил, которые хотели бы под покровом новых слов вершить старое компрадорское дело. Но это неприемлемо для тех, кто стремится преодолеть регрессивный морок. Для таких сторонников жестких контррегрессивных стратегий нынешний смешанный курс в каком-то смысле еще хуже козыревского лакейства а'ля 1992 г. Тогда единая логика все же была (другое дело – каков был тип и качество этой логики). Сейчас же ее нет вовсе! Сейчас разные внутренние и внешние силы как бы свинчивают российскую политику из нескольких кусков. При этом каждый из таких кусков, отвечая интересам данной силы, является даже не гибким отражением этих интересов, а именно их слепком, так сказать, в масштабе "один к одному". И если один из таких "кусков" начинен на 100% именно данным частным интересом, то другой кусок на 100% "начинен" другим частным интересом, "строго обратным" первому. Что получается в результате? Многоглавая гидра, занятая своего рода "самозаклиниванием".
Отношение наших основных внешнеполитических и геополитических оппонентов к такому самозаклиниванию внешней политики достаточно сложное. Обнуление стратегической воли в борении частных интересов их, конечно, устраивает. А непредсказуемость, рождаемая причудливыми сочетаниями таких интересов – безусловно, пугает. Что касается ставки на чисто внешнее директивное управление, то она себя очевидным образом не оправдывает. В результате в оценках Запада все чаще проскальзывает ностальгия по временам "предсказуемости", все чаще можно услышать сетования, что де мол "за что боролись, на то и напоролись".
Вместе с тем никакой открытости по отношению к России, конечно, нет. Ее и не может быть, ибо они уважают только силу, откликаются только на определенное качество внутренней воли. Коль этого нет, то превалировать в отношении нас будет смесь страха, недоброжелательства, отчуждения, непонимания и неуважения. Однако в этой "смеси" есть свой внутренний смысл, который стоит рассмотреть детальнее.
Хотим мы или нет, но такова реальность, в которой мы живем и работаем. Ее можно и должно оценивать крайне жестко, но ее нельзя игнорировать. В связи с этим важно осознать содержание генерализованной смысловой установки Запада по отношению к российской реальности.
Приведу несколько характерных цитат. Вначале – из выступления одного из видных английских экспертов. Он предлагает свою модель динамики российской внешней политики с 1992 по 1995 гг. "Россия, – говорит он, – ждала, (внимание!) что идеологическая верность обернется для нее принятием в экономике и политике". Что же имеется в виду под "идеологической верностью"? Эксперт делает пояснение. Россия, по его мнению, "считала себя одним из союзников Запада в третьей мировой войне против коммунизма". То есть "красно-сине-белая" Россия в ее самооценке (отражаемой, видимо, Козыревым) как бы видела себя одной из стран(!), воюющих против коммунизма (т.е. против СССР) на стороне "свободного общества". В соответствии с этим видением, как предполагает осведомленный английский эксперт, Россия считала, что, победив коммунизм, (то есть разрушив СССР), она должна войти в число держав-победительниц, которые будут определять контуры всего постсоветского мира или хотя бы контуры "своей" ("СНГ-овой") части его.
Я здесь ничего не интерпретирую. Я просто цитирую специалиста из Оксфорда, который говорит: "Революционная Россия ждала наших грантов за борьбу против коммунизма. Она считала, что, победив СССР и коммунизм, она получит весьма солидную долю в наследстве. Она поверила словам об антитоталитарной революции и считала, что будет, как после Великой мировой войны, входить в коалицию победителей. Мы же считали и считаем, что Россия и СССР – это одно и то же, и что, развалив СССР с нашей помощью, Россия проиграла. А раз так, то к ней надо относиться не как к члену победившей коалиции, а как к "лузэру", проигравшему. В связи с таким различием в оценке распада СССР – возникло принципиальное непонимание между нами и всей той революционной российской волной, которая пришла после августа 1991 года. Эта волна разговаривала с нами вроде бы на понятном нам языке, но на самом деле она имела в виду нечто иное, нежели мы. И чем скорее сине-красно-белые поймут, что, с нашей точки зрения, Россия проиграла, и мы к ней будем относиться только как к проигравшей, тем будет лучше и для них, и для нас. Никаких других принципов отношений выстроено быть не может". ,
Далее говорится: "Мы ожидали со своей стороны, что, приняв крах СССР как свой проигрыш, Россия станет демократической, рыночной, начнет внедрять наш тип жизни и отношений и будет скромно у нас всему учиться. Мы теперь видим, что Россия не демократична, не рыночна и не миролюбива. Всего этого можно было, конечно, ожидать в условиях коллапсирующего постсоветского развития, но наши прогнозисты дали неверные оценки тому, как будут развиваться события".
Обижаясь на своих прогнозистов, Запад одновременно обижается и на Россию. Эта обида принимает, мягко говоря, странные формы. В связи с этим я процитирую другого, на этот раз американского специалиста: "Русская внешняя политика остается реакционной, определяется реакционными группами в аппарате и службами безопасности… Нельзя сказать, что Россия особенно реакционна, но поскольку она особо ответственна, то ее умеренная реакционность превращается в особенную реакционность".
Западные эксперты выделяют несколько этапов в развитии российской политики после августа 1991 года. При этом речь идет не о мнении отдельных экспертных групп, а о постепенно вызревающей позиции большей части экспертного сообщества Запада. То есть о точке зрения, на основе которой принимаются и будут приниматься решения.
Вновь цитирую англичан: "Первые шесть месяцев после 1991 года – шла пассивная кооперация с Западом. Фаза пассивной кооперации была фазой преобладания того типа политики, которую, как мы считали, Россия будет проводить бесконечно долго. Здесь были оптимистические ожидания, связанные с господином Козыревым и вообще с желанием России играть по правилам. Нам казалось, что Россия поняла, что она проиграла, что она, признав проигрыш, будет договариваться о его размерах, что она, взяв деньги, возьмет всерьез вместе с ними помощь, советы, инструкции как себя вести и т.д."
Далее возник, по мнению западных экспертов, (вновь подчеркну – имеющих разные ориентации) кризис этой модели российского поведения – той самой, первой модели постсоветского поведения – модели пассивной кооперации. Этот кризис маркируется серединой 1992 года и длится до конца 1993-го.
Середина 1992 года – вот когда, как они считают, появились первые проблески отказа от пассивной кооперации. Прошло всего лишь 6 месяцев, говорят они, и эти "ужасные русские" уже стали переходить на "скрыто-агрессивные рельсы" и заговорили об активной кооперации.
Первым симптомом перехода ко второй фазе они считают наличие критицизма в двух его разновидностях.
Первый тип критицизма фундаменталистский, согласно которому Козырев и иже с ним – агенты ЦРУ, Моссада и других западных спецслужб, продающие Россию "оптом и в розницу". Это – фундаменталистский критицизм, свойственный, по мнению западных экспертов, Бабурину, Жириновскому, Руцкому и другим. Этот критицизм, по мнению "западников", является только одной из запускающих моделей для вывода русской политики из фазы пассивной кооперации в фазу кооперации активной, а также в последующие модификации этой активно-кооперационной фазы. Главный раздражитель для Запада, содержащийся в потоках фундаменталистской риторики, связан не с теорией заговоров и агентов влияния, а с неопределенностью притязаний. Обращаясь к русским почвенникам, неофундаменталистам, немногие лояльные к России западные эксперты все чаще настаивают на конкретизации фундаменталистских позиций.
Они говорят нашим почвенникам примерно следующее: "Господа, вы рано или поздно должны внятно объяснить нам, что такое русская идея, русская миссия и т.д. Что это – кроме слов? Если у вас особый путь, то в чем особость? Где в этой особости структура ваших реальных интересов? С кем вы намерены кооперироваться ради их достижения? Скажите нам об этом внятно! Тогда кто-то испугается, возмутится, а кто-то и обрадуется! А ведь сейчас за счет невнятицы раздражаются и напрягаются все! Потому что каждый воспринимает эти слова либо как пустоту, либо как агрессию, направленную на уничтожение именно его и никого другого. Вам-то ведь это невыгодно!