По Тлакскала он дошел до Марискал[20], вошел в другое такое же заведение, сел к бару. Начали подходить проститутки, тянули за рукав. Он сказал, что ждет кое-кого. Немного посидел и ушел обратно к мосту.
Он обещал Мэку, что, пока не заживет щиколотка, садиться на того коня больше не будет. В воскресенье после завтрака поработал с ним в коррале, а под вечер поседлал Бёрда и поехал на нем в Харильяс. Оказавшись на вершине дикого каменного утеса, остановил коня и оглядел местность. Милях в семидесяти восточнее под вечерним солнцем блестели соляные заливные пустоши. За ними пик Эль-Капитан. Все высокие горы штата Нью-Мексико, укрытые дымкой, маячили на севере за бурой равниной, поросшей древними креозотами{15}. Под круто падающим солнцем лестничные тени заборов походили на полосующие землю железнодорожные пути; внизу, под ним, их перелетали голуби, спешащие на водопой к водохранилищу, что на ранчо Макнью-спред{16}. Повсюду истоптанная коровами степь, но как раз рогатого скота на ней почему-то нигде видно не было. Везде воркующие голуби и безветрие.
К дому вернулся уже в темноте, так что ко времени, когда расседлал коня, поставил его в денник и явился на кухню, Сокорро уже убрала со стола и мыла посуду. Получив свою чашку кофе, он сел к столу, кухарка принесла ему ужин, и тут в дверях появился Мэк, не заходя, встал там и прикурил сигару.
— Ну, ты вроде почти готов уже? — сказал он.
— Да, сэр.
— Не спеши. Спешить нам некуда. — И Мэк опять удалился по коридору.
Сокорро сняла с плиты чугунок, поскребла в нем и выложила Джону-Грейди на тарелку остатки калдильо{17}. Налила ему еще кофе, принесла чашку кофе для Мэка и оставила ее, дымящуюся, на дальнем конце стола. Покончив с ужином, он встал, отнес свою тарелку в раковину, в чашку налил еще кофе, затем направился к старому, вишневого дерева шкафу, восемьдесят лет назад привезенному на телеге из Кентукки, открыл дверцу и вынул шахматы, хранившиеся там среди старых скотоводческих журналов, гроссбухов в коленкоровых обложках, оправленных в кожу расходных книг и таких же старых зеленых ремингтоновских коробок из-под гильз для дробовика и винтовочных патронов. На верхней полке — собранный в «ласточкин хвост» деревянный ящик с бронзовыми гирями для весов. Чертежные инструменты в кожаном футляре. Стеклянная карета, в которой когда-то давным-давно прибыли подарочные конфеты к Рождеству. Затворил дверцу и с доской и коробкой с фигурами возвратился к столу, где разложил доску, сдвинул крышку коробки и высыпал резные ореховые и дубовые фигуры; расставил. И продолжал сидеть, прихлебывая кофе.
Пришел Мэк, придвинул себе стул и, сев напротив, приблизил к себе тяжелую стеклянную пепельницу, стоявшую между бутылками кетчупа и соуса из перца чили; положил сигару в пепельницу и сделал глоток кофе. Кивнул в направлении левой руки Джона-Грейди. Джон-Грейди раскрыл ладонь и начал расставлять на доске пешки.
— Я опять белыми? — сказал Мэк.
— Да, сэр.
Мэк двинул пешку вперед.
Минут через двадцать вошел Джей Си, взял с плиты чашку кофе и подошел к столу.
— Сядь, не маячь, — сказал Мэк. — Когда ты так стоишь, мне неуютно.
— Ладно, ладно. Щас уйду.
— Нет, лучше сядь, — сказал Джон-Грейди. — Ему нужно сосредоточиться со всей силы.
— Это ты правильно понял, — сказал Мэк.
Джей Си сел. Мэк изучающе смотрел на доску. Джей Си бросил взгляд на кучку белых фигур у локтя Джона-Грейди.
— Сынок, тебе бы стоило дать старику послабление. А то заменит тебя кем-нибудь, у кого работа со скотом идет лучше, а шахматы — хуже.
Протянув руку, Мэк сделал ход единственным оставшимся у него слоном. Джон-Грейди передвинул коня. Мэк взял сигару и, откинувшись, молча стал ею попыхивать.
Наконец сделал ход ферзем. Привстав, Джон-Грейди переставил другого коня и снова сел.
— Шах, — сказал он.
Мэк вновь сидит изучает доску.
— Черт, — наконец сказал он. Посидел, потом поднял взгляд. Повернулся к Джею Си:
— А ты не хочешь с ним сыграть?
— Нет, сэр. Он на меня панику наводит.
— Знаю это чувство. Вот и меня тоже — бьет, как арендованного мула.
Бросив взгляд на стенные часы, он снова взял из пепельницы сигару и сжал в зубах.
— Но еще партейку я все же сыграл бы, — сказал он.
— Будь по-вашему, сэр, — сказал Джон-Грейди.
Сокорро сняла фартук, повесила на гвоздь, в дверях обернулась.
— Доброй ночи, — сказала она.
— Доброй ночи, Сокорро.
Джей Си встал со стула:
15
16