— Как слон на веревочке, — потрясенно сказал Марк, глядя ему вслед.
— Присаживайтесь! Вот пресса… — слышалось из кухне зинкино щебетание.
В искусстве обольщения Зинке нет равных. Она поила генерала растворимым кофе, молола чепуху и смеялась русалочьим смехом. Санин послушно пил, пялился на феерическую блондинку и таял.
Участвуя в представлении лишь в качестве зрителей, мы не протестовали — очень уж увлекательное разворачивалось действие. Глаза Марка увлажнились. Для него все происходящее было мелодрамой. Кирыч, еще недавно пылавший благородным гневом, опять забрался в свою скорлупу. Он будто смотрел программу «Время». Я переживал саспенс в духе Хичкока: пальнет ли Санин из своего «макарова», если распознает, что красота Зинки — сплошь поддельная?
Любовь слепа. Генерал млел и называл Зинку «Любочкой».
«Может быть, Зинка была похожа на его первую любовь — какую-нибудь перекисную блондинку-продавщицу из магазина „Военторг“?» — придумал я объяснение.
Меня захлестнула лирика. В воспаленном от недосыпа мозгу поплыли сказочные видения: Зина в длинном белом платье машет кружевным платочком вслед уходящему воинству, впереди которого Санин на коне и с «макаровым»… Ой, ты гой еси, добрый молодец…
Стоп! А как же Тамара? В мечте ей места не было. Что до реальности, то по моим расчетам она вот-вот должна дать о себе знать.
Словно по заказу зазвенел звонок.
Тома фурией влетела в квартиру. Марк, открывавший дверь, окоченел от соседской наглости. Кирыч, я и Зинаида, высыпав в коридор, напротив, с интересом наблюдали за маневрами генеральши, которая, похоже, неплохо знала расположение нашей квартиры (даром, что в гостях была два раза — за солью заходила). Первым делом она взяла курс на нашу с Кирычем комнату. Никого не найдя, она шмыгнула к Марку, но и там ее ждало разочарование. Наконец она догадалась сунуть нос на кухню.
— Здравствуй, Тамара! — донесся из кухни виноватый голос Санина, который тут же был заглушен звоном затрещин. — За что? — закричал генерал.
— Я тебе покажу за что! — завизжала Тамара, выволакивая супруга из кухни.
— А поцеловать на прощание? — сказала Зинка вслед удаляющейся парочке: щуплая Томочка в развевающемся пеньюаре выталкивает Санина на лестничную площадку — как жук навозный шарик.
— Устроили тут… публичный дом! — метнула генеральша в зинаидино глубокое декольте.
Негодование Тамары было так неподдельно, что я засомневался: она ли показывала Марку бельишко?
Зинка открыла рот, чтобы принять участие в «сцене на базаре», но дверь уже захлопнулась.
— Здравствуй, Тамара! — сказала Зинаида.
Получилось, совсем по-санински. Мы стали хохотать. Марка выгнуло пополам, Кирыч смущенно захрюкал, а Зинка отвечала ему тонким «и-и-и».
— Тома-тома-тома, меня нету дома, — пропищал я экспромт, чем вызвал новый приступ гомерического хохота.
— Я зачем сюда пришла?! — внезапно посерьезнела Зина. — Илья, ты мне песню напишешь!
— Для прорыва на большую сцену? — спросил я.
— Ой, а вдруг ты будешь вторая Алла Пугачева! — восхитился Марк.
— Зинаида Первая, — поправила она. — Ты мне хит написать должен… Срок — неделя.
— Как это? — спросил я, борясь с желанием вытянуться в струнку.
Такая любого генерала за пояс заткнет.
— Молча, — распорядилась Зинка. — Начато — кончено.
Она так избаловалась мужским послушанием, что и меня оптом зачислила в армию своих поклонников.
Начато… Легко сказать…
Я с удовлетворением перечитал последнюю строфу. Быть поэтом-песенником оказалось интересно. Подумать только, еще пару часов назад я и не подозревал, что могу подбирать рифмы позамысловатее, чем «любовь-морковь-свекровь»…
Рецепт оказался прост, как три аккорда. Надо дождаться понедельника, когда все разбегутся по своим делам. Заварить крепкого кофейку и, отхлебывая горьковатой жидкости, вообразить себе некий мотивчик. Затем его надо пропеть и подумать, что бы это могло значить.
— пропел я монитору и набрал зинкин номер.
— Алло! — хрипло сказала трубка.
Разбудил. Ничего, сейчас как обрадуется! Вместо приветствия я приступил к декламации…