Но своих слушателей Дед, по-видимому, не убедил. Легенда о богатстве Бильбо уже крепко втемяшилась в головы молодого поколения.
— Ну, наверно, господин Бильбо добавил добра к тем богатствам, которые привез, — высказал мельник общее мнение. — Он ведь чаще других выезжал из дому. А еще все видели, какие заграничные гости у него бывают: по ночам к нему ходили гномы, и приходил этот старый странствующий маг Гэндальф, и много всяких других. Так что ты, Дед, говори, как хочешь, а Торба-на-Круче — место чудное, и живут там странные хоббиты.
— Вы можете молоть, что вздумается, но понимаете вы в этом не больше, чем в судоходстве, господин Пескунс, — ответил Дед, который в тот момент питал к мельнику еще меньше симпатии, чем обычно. — Если уж Торбинсов считать странными, то в наших местах многие по странностям их переплюнут. Не надо далеко ходить, у нас и такие есть, что кружку пива пожалеют для друзей, если сами переселятся в золотые норы. А Торбинсы не такие. И Торба-на-Круче — хозяйство хорошее. Мой Сэм говорит, что на Угощение всех до одного пригласят и каждому — понятно? — каждому дадут подарок. А Угощение в этом месяце будет.
Стоял сентябрь, и было тепло, как никогда.
Примерно через два дня после беседы в трактирчике разнеслась весть (распространенная, без сомнения, всезнающим Сэмом), что на Угощении у господина Бильбо будет фейерверк, да такой, какого в Хоббитшире сто лет не видели, с самой смерти Старого Тука.
Проходили дни за днями, все ближе была Дата. Как-то вечером в Хоббиттаун въехал странный фургон, нагруженный товаром в необычной упаковке, и с трудом вкатился на Кручу, к самой Торбе. Взбудораженные грохотом колес, хоббиты торчали в освещенных дверях и пялили глаза на чужестранцев, длиннобородых гномов в надвинутых капюшонах, которые пели незнакомые песни. Некоторые из них остались в Торбе, когда фургон уехал. В конце второй недели месяца по Приреченской дороге со стороны Брендидуимского Моста приехала повозка, в которой сидел старик в синей островерхой шляпе и сером плаще до пят. У него была длинная седая борода, и кустистые брови торчали из-под полей шляпы. За ним и его повозкой через весь Хоббиттаун на Кручу бежали хоббитята, правильно догадавшись, что старик везет ракеты для фейерверка.
У парадного входа в Торбу старик сгрузил большие связки ракет и шутих всех сортов и размеров, и на каждой связке — большая красная метка «Г» и эльфийский рунический знак.
Метка принадлежала магу Гэндальфу, а старик, конечно, был сам Гэндальф, прославившийся искусством устраивать фейерверки, зажигать огни и пускать цветные дымы. Его настоящие дела были гораздо труднее и опаснее, но хоббиты о них не знали, для них он был всего лишь частью предстоящего развлечения, поэтому и шумели хоббитята, для которых буква «Г» означала «Горячий», «Гэндальф» и «Гром».
— Горит-Гремит!.. — выкрикивали они, а старик улыбался.
Его узнали, хотя в Хоббиттаун он наведывался нечасто, и не только эти хоббитята, но даже их родители уже не видели знаменитых фейерверков, ставших легендарными.
Бильбо и несколько гномов помогли старому магу разгрузить повозку, и Бильбо раздал ребятишкам мелкие монеты — но ни одной ракеты, к разочарованию окружающих, они даже не развернули.
— Теперь марш отсюда! — сказал Гэндальф. — Будут вам ракеты, и предостаточно, но всему свое время.
И он вместе с Бильбо скрылся за дверью. Дверь они за собой заперли, хоббитята еще некоторое время не сводили с нее глаз, но, поняв, что ждать нечего, разошлись, вздыхая про себя, что праздник, наверное, никогда не начнется.
А Бильбо с Гэндальфом сидели у открытого окна в маленькой комнатке и смотрели на запад через сад.
Был мирный и светлый предвечерний час. Ярко-красные и золотые цветы горели на зеленых клумбах, — Бильбо любил подсолнухи и львиный зев, — а по стене, выложенной бархатным зеленым дерном, вились, заглядывая в окна, огненно-рыжие настурции.
— Веселенький у тебя садик! — сказал Гэндальф.
— Да, — сказал Бильбо. — Я очень люблю его и вообще весь родной Хоббитшир, но чувствую, что мне нужен отпуск.
— Все-таки стоишь на своем?
— Да. Я уже несколько месяцев назад все решил и ничего менять не собираюсь.