— Ну что, командир, ничего хорошего я не скажу. Нужно еще несколько сеансов.
— В смысле?! У тебя что, — Рим с опаской кивнул на чемоданчик, — техника сбоит?
— Сбоит, но не настолько, чтобы совсем не разобраться. Проблема в том, что такого языка в памяти устройства просто нет…
Рим почувствовал растерянность: в каком смысле нет такого языка? Этот пленник что, инопланетянин?
Скрип, между тем, глядя на лицо командира, счел нужным пояснить:
— Чувак говорит на каком-то из языков романской группы. Ближе всего к испанскому и португальскому, но какая-то совсем особенная форма…
Рим кивнул головой, сделав вид, что понял, и уточнил:
— Ты спросить-то у него что-нибудь можешь или нет?
— Теоретически могу, а практически — могу понять неправильно.
Неожиданно в разговор вмешался Бык.
— Спроси у него, какой сейчас год!
Разумовский дернулся было, но потом махнул рукой и подтвердил:
— Спроси.
Скрип удивленно перевел взгляд с одного на другого.
Мысли о ненормальности ситуации одолевали Рима уже давно. И смерть экипажа Цинка, более, чем жуткая, и странный город, который он видел собственными глазами, безусловно, наводили на мысль о каком-то временном провале. Но сама идея казалась настолько безумной, настолько нереальной, что эти мысли он просто отгонял.
Скрип еще раз посмотрел по очереди на командира, на Быка, снова раз на командира. Потом пожал плечами и расстегнул на пленном ремешок кляпа.
Фраза, которую произнес Скрип звучала довольно музыкально. Пленник же, услышав слова Скрипова, одновременно удивился и обрадовался. Изо рта его бурным потоком хлынула торопливая речь.
Скрип недовольно поморщился, глядя в глаза пленнику, приложил палец к губам и дождался, пока иссякнет словесный понос. После этого медленно и раздельно повторил ту же самую фразу.
Глаза пленника забегали, он то ли не понимал сути вопроса, то ли просто не знал, что ответить. Скрип, теряя терпение, повторил фразу в третий раз. Даже будучи связанным, пленник ухитрился пожать плечами с каким-то недоумением и бросил фразу в ответ.
Связист задал еще один вопрос, выслушал пленника, а после этого повернулся к командиру и Быку, и совершенно невозмутимо перевел:
— Он утверждает, что сейчас одна тысяча четыреста девяносто первый год от Рождества Христова…
Степень охерения была велика, и все же Рим некоторое время еще лелеял слабую надежду на то, что это ошибка. Ну, просто неверный перевод, в конце концов, связист же сказал, что техника частично сбоит. Понятно было только одно, отпускать мужика нельзя.
— Ты уверен, что правильно понял?
— Процентов на семьдесят.
— А сколько тебе еще сеансов понадобится, чтобы знать точно?
Скрип поморщился и ответил:
— Не меньше двух сеансов. Но больше одного в сутки проводить не рекомендуется. Мозг такая штука… Лучше не рисковать.
Чего-то подобного Рим уже ожидал. Понятно было, что это странное место они не покинут в ближайшие день-два, поэтому он вздохнул, повернулся к Быку и скомандовал:
— Ну что, ставим палатку. Обустраиваемся на несколько дней. Не спать же сидя в машине.
Бык кивнул согласно и спросил:
— А с этим что делать? Он же не пролежит двое суток вот так?
— Одень ему «поводок».
— Радиус какой поставить?
— Метров пятнадцать-двадцать, чтобы поссать мог отойти, а бегать далеко за ним не пришлось.
Бык сунулся в машину, с минуту покопался там и вновь выскочил на полянку. Быстро «расшнуровав» пленника, он нацепил ему на запястье «поводок», чуть почесал себя за ухом, не слишком понимая, как объяснить «языку», что отойти далеко тот не сможет. Пленник с испугом смотрел на собственное запястье, робко пытаясь спихнуть браслет.
Догадавшись, что нужно сделать, Бык чуть приподнял его за шиворот, показывая «языку», что нужно встать, осмотрелся и отвел мужика к краю полянки. Поставив его спиной к дереву, вздернул его же руку с поводком ему под нос и потыкал пальцем в слабо светящийся голубой экран, сопроводив действия словами:
— Сюда смотри, долдон.
После этого, не поворачиваясь спиной, начал медленно отходить.
Рим и так знал, что видит сейчас пленник. Экран из светло-голубого становится чуть сиреневатым, потом розовым, и вот сейчас уже — красным. Пленник взвизгнул, получив слабый электрический разряд, и теперь уже изо всех сил пытался содрать «поводок».