Поминки и длительные похороны Линкольна начались во вторник, 18 апреля, когда Восточная комната Белого дома открылась для первого из многих публичных просмотров его тела. Бенджамин Френч, в то время комиссар по общественным зданиям и бывший Великий мастер масонов округа Колумбия, спроектировал катафалк - приподнятую конструкцию, на которой было выставлено тело, - по образцу Ложи скорби, используемой на масонских похоронах. С 9:30 утра до 5:30 вечера скорбящие, по шесть или семь человек в ряд, проходили через Белый дом, задрапированные изнутри и снаружи в черное. Признаком эпохи стало то, что из шестисот человек, приглашенных на церемонию в Восточную комнату, только семь были женщинами. Шесть из них были женами и дочерьми приглашенных выдающихся людей, а одна - медсестрой, которая ухаживала за Вилли Линкольном перед его смертью в 1862 году.
На следующий день торжественная процессия пронесла тело убитого президента по Пенсильвания-авеню к Капитолию, где Линкольн должен был лежать в штате. Это была северная церемония, потому что Север на данный момент был нацией. Его секционные ценности свободного труда были теми ценностями, которые провозглашал и воплощал Линкольн, и они фактически по умолчанию стали национальными ценностями. Юг лежал в поражении и руинах. Но по иронии судьбы победа Линкольна стала звонком для мира, который его породил. Гражданская война, которая, казалось, должна была обеспечить триумф общества свободного труда, состоящего из мелких индивидуальных производителей, связанных между собой свободой договора, на самом деле стала довольно крупным шагом на пути к гибели этого общества. Союз уже изменился и стоял на пороге гораздо больших перемен, чем могли предвидеть скорбящие. Поражение, безусловно, обрекало Юг. Победа столь же несомненно обрекла Север. Американцы, безусловно, знали, что нация меняется, но северяне считали, что именно Юг станет воплощением этих перемен, превратившись в солнечную версию Севера. Юнионисты рассматривали войну как операцию, необходимую для удаления раковой опухоли рабства, и считали, что кровавая операция восстановила здоровье республики.7
Война, начатая ради спасения союза, превратилась, как сказал бы в 1866 году сенатор от штата Мэн Лот Моррилл, во вторую американскую революцию. Рабство и крайности прав штатов - отличительные черты Юга - были мертвы. Без рабства не было бы войны. Юг сражался в защиту рабства; он говорил об этом громко и неоднократно, и Юг проиграл. Федеральное правительство было могущественнее, чем когда-либо. Все было решено. Революция утвердила порядки Севера, хотя и свергла порядки Юга. Революция намеревалась сделать Юг отражением Севера.8
Изменения, которые праздновал Север, были видны в Вашингтоне в 1865 году. Чернокожие скорбящие - мужчины, женщины и дети - заполонили улицы перед Белым домом, когда гребцы отправились в долгий путь. Репортер Chicago Tribune писал: "Зрелище было необычным. Четыре года назад подобная процессия могла бы пройти по улицам Национальной столицы не более беспрепятственно, чем по Лонг-Бриджу из Вирджинии в округ Колумбия без пропусков от своих рабовладельцев".9
Еще более удивительным было бы появление Двадцать второго цветного отряда США, маршировавшего с прицепленным оружием, который следовал за гробом Линкольна по Пенсильвания-авеню, когда тот покидал Белый дом. Никто не предполагал, что чернокожие солдаты возглавят тщательно срежиссированный парад. Полк свернул в строй с боковой улицы и оказался во главе процессии. Но для многих чернокожие люди были неиссякаемым источником сюрпризов. Мало кто в 1861 году мог представить себе полки чернокожих, вооруженных для борьбы с белыми, и мало кто из белых в 1865 году представлял себе чернокожих в авангарде борьбы за Реконструкцию на Юге.10
Столица демонстрировала триумф не только нации, но и государства. Церемония стала уделом федерального правительства, а не семьи. В среду, 19 апреля, когда начались похороны, в Восточном зале сидели три человека, от которых зависело ближайшее будущее этого правительства. Каждый из них уже настороженно относился к остальным. Генерал Улисс С. Грант, который отклонил приглашение сопровождать Линкольнов в театр Форда в ночь убийства, сидел рядом с телом, как и новый президент Эндрю Джонсон и Эдвин Стэнтон, военный секретарь. Из ближайших родственников присутствовал только сын Линкольна Роберт. Мэри Тодд Линкольн оставалась прикованной к постели, а ее младший сын Тад тоже оставался в семейных покоях. Вместе с Робертом Линкольном сидели зятья Авраама Линкольна и два первых кузена Мэри Линкольн, а также два секретаря Линкольна, Джон Николаи и Джон Хэй - люди, которые считались частью его официальной семьи.