К 1891 году Кларенс Кинг начал вести двойную жизнь: как Кларенс Кинг, успешный ученый и неудачливый бизнесмен, и как Джеймс Тодд, носильщик Пульмана и светлокожий чернокожий мужчина. Он выдумал Тодда, чтобы жениться на вольноотпущеннице Аде Коупленд, которая жила в Бруклине. Он завел с ней семью, но ни она, ни их дети не знали о его существовании в качестве Кинга. Его предполагаемая жизнь в путешествии в качестве носильщика Пульмана объясняла его длительные отлучки. Чтобы содержать себя и свою семью, он занимал все большие суммы денег у Хэя.11
Век завершался с бешеной и, казалось, разрушительной скоростью. Новое поколение оплакивало неудачи и ограничения поколения, чьей основой был свободный труд. Генри Кэбот Лодж и Теодор Рузвельт возвышались в Республиканской партии, которая не привыкла быть в меньшинстве. В Демократической партии молодой конгрессмен из Небраски Уильям Дженнингс Брайан научился оседлать антимонопольную волну. Не было уверенности в том, что кто-то сможет взять под контроль перемены, охватившие нацию, но было ясно, что эти люди стремились к этому, хотя вряд ли они казались готовыми своим современникам.
Миссис Шуйлер Ван Ренсселаер, ведущий критик в области искусства и архитектуры и представительница известной нью-йоркской семьи, составила карту изменений, закодировав их цветами, которые обозначали не расу, а скорее пол и класс Нью-Йорка. В феврале 1895 года она написала для "Сенчури" статью под названием "Люди в Нью-Йорке". Нью-Йорк, утверждала она, позволяет человеку "увидеть то, что стоит увидеть, и что нельзя увидеть в другом месте". Манхэттен имел специфическую пространственную структуру. Двигаясь с юга на север, можно было найти места для зарабатывания денег, места для траты денег и места для проживания. Каждая область была отмечена цветом. Толпы людей в центре города были "необычайно черными... обычная одежда мужчин". Лишь ненадолго их скрашивали "сотни девушек, названных так из-за их маленьких щелкающих машинок", девушек-печатальщиц, которые работали среди мужчин. После Канала
На улице "петтикоаты становятся все более и более многочисленными", доминируя за пределами Четырнадцатой улицы. Мужчины зарабатывали деньги, женщины их тратили. Ван Ренсселаер судил о происхождении по одежде. Неряшливость наводила на мысль о пригородах; унылая обшарпанность и наивные попытки дешево копировать моду свидетельствовали о бедности и молодых работницах. По европейским меркам, даже зажиточные люди одевались слишком ярко, а материалы были слишком дорогими для улиц. Хотя ньюйоркцы ходили пешком больше, чем европейцы, самые богатые не были пешеходами. Чтобы увидеть их, "нужно посетить Центральный парк в приятный полдень".12
Она считала, что жители Нью-Йорка, хотя их и нельзя назвать вежливыми, более вежливы, чем европейцы. Они с удовольствием отвечают добротой на доброту, грубостью на грубость. В городе отсутствовали как европейские типы, так и европейские манеры. Слуги не были подневольными, солдат не было, пижонов было меньше и они были моложе, вдовцов было мало. Она утверждала, что самыми определяющими типами были американская девушка и молодая матрона, которых определяли "деньги, хороший вкус, неагрессивное самодовольство и та законченная физическая форма, которую в просторечии называют стилем".13
Лишь в конце своего исследования она напрямую затронула тему классов, "крайности богатства и бедности... горько выраженные в контрасте между тем, что называют Верхним и Нижним Нью-Йорком". Она считала, что таких крайностей нет нигде, кроме Лондона, но ей следовало бы узнать больше. Они существовали в Чикаго, Сан-Франциско, Бостоне, Новом Орлеане и других американских городах и сельской местности, особенно южной. Миссис Шуйлер Ван Ренсселаер, так она обычно называла себя, похоже, пошла по либеральному пути, приписывая бедность и порок беднякам. Она утверждала, что "половина пьянства в Нью-Йорке происходит от расточительности и плохой кухни в домах бедняков", но потом остановилась. Бедняки, настаивала она, ищут работу, но не могут ее найти. Они живут по принципу "от руки до рта", а на дневную зарплату покупают "день тяжелого пропитания". Средняя зарплата работающих женщин, некоторые из которых содержали мужчин и детей, составляла шестьдесят центов в день, и многие из них, например швеи, работали с четырех утра до одиннадцати вечера. "Где, - спрашивала она, - лежит настоящая ответственность за убогость Нижнего Нью-Йорка?"14
Не все воспринимали бедственное положение бедняков именно так. Century оставался голосом респектабельных классов, и в 1895 году мэр Индианаполиса написал его редактору, заявив, что "бродяжничество - величайшее проклятие, которое когда-либо знала эта страна, за исключением рабства и алкоголизма". Он призвал вернуть столб для порки. Он не упоминал о тяжелых временах; бродяги сами себя породили.15