На последней фразе он бросил взгляд на Ивана и хохотнул, но тот, видимо, умел держать себя в руках и сохранил на лице невозмутимое выражение полного спокойствия. Юля разглядывала невидимые пылинки на парте, осознавая, что еще ни один человек в жизни не вызывал у нее такого омерзения и отвращения, как здешний лесничий.
— Ваня-то жив вообще-то, — раздался возмущенный голос Зинаиды.
— Ага, вижу, — словно выплюнул слова Афанасьич и вернулся к своему родному сленгу. — Ты уж прости меня, Иванушка, но толку с вас как с быка молока, тоже мне способность — в лес заглянуть да на камень полюбоваться. Ха! Зато возомнили себя тут невесть кем! Ладно, один-то кони двинул, пущай земля ему будет хоть пухом, хоть пером.
Сева дернулся, готовый вскочить и броситься на лесничего, но Иван, глядя на него, помотал головой, а сам лишь молча сжал кулаки.
— Сиди, щенок, и не рыпайся. Пристрелю, и ничего мне за это не будет, у тебя ни документов нет, ничего. Ты никто, понял? Тебя вообще в этом мире не существует.
— Андрей, ты полегче, — нервно проговорила Анна. — Это тебе Алексей неугоден, а ему он как отец был.
— Да что ты говоришь!.. — Афанасьич картинно взмахнул руками. — А чего ж ты этого отца так не взлюбила? Или забыла, как уговаривала меня старших в городской интернат пристроить, а? А не ты ли просила выдворить отсюда Алексея, чтобы в доме большом да просторном остаться, а? Испугалась, что вместо тебя другую бабу приведет? Что ты глазки в пол уставила?
Сева с Зинаидой буквально замерли с открытыми ртами, с недоверием глядя на женщину, по лицу которой расползалась алая краска стыда. А лесничий повернулся к Севе, и тыча скрюченным пальцем то в его сторону, то в сторону Анны медленно проговорил, словно к идиотам обращался:
— Полюбуйся вот, Севушка, на нее. Ты ее кем считаешь, вроде как мамкой? А это по ее прихоти, между прочим, Алексей отсюда дёру дал. А то, что он в аварию попал, так в том я не виноват, я его с дороги не пихал.
— Андрюш, — дрожащим голосом проговорила Алёна. — Но ведь ты же с самого начала ребятам помогал, еще когда они первых деток уводили. Тебе ж Гриша доверял как никому, что поменялось-то?
— Ох, Алёнушка, добрая ты душенька, — снова лицо лесничего расползлось в лицемерной улыбке, — молодой был, глуповатый. А потом понял, что самое главное в жизни торговля, выгода, денежки. Думаешь среди них, — и он снова кивнул в сторону Ивана, — продажных нет? Поверила, что там в ихних мирах так все прекрасно, и все такие правильные? А я быстренько скумекал, что там к чему, своего человечка нашел, Виталиком его звали. — Теперь настала очередь Ивана замереть с выражением удивления на лице. — Чудесный был зеленоглазый малый. Он не только детишек выводил, нет, он еще и мне приторговывать помогал. Менял хороший товар на золотишко, оно, знаешь, во всех пространствах одинаково блестит да дорого стоит. И я вместе с ними погорел, когда валун этот подорвали. А мне плевать было куда они этих детей водят и чего там с ними делают.
Сева мгновенно вскочил, загремев партой. Лесничий тут же схватил пистолет и выстрелил, сбив плафон, осколки стекла полетели в разные стороны, кто-то из женщин вскрикнул и снова воцарилась тишина.
— Хватит болтать, перехожу к делу. Итак, повторяю для особо упертых, никаких переходов тут нет. Михалыч если что и разгадал, так унес эту тайну с собой, он шельма, узнал о моих делах, ну он за это и поплатился. Чего я хочу, значит. Даю вам времени до вечера, вы все собираете шмотки, ежели надо, мне этого добра не жалко, и проваливаете из этой деревни на все четыре стороны. Кусок леса, накрытый полем двух работающих генераторов, весьма лакомый кусочек для торговли, он вполне покроет убытки, которые я понес за эти годы. На этом, пожалуй, и все.
— Но, Андрей! Ты же выгоняешь нас на улицу, — плачущим голосом начала Анна. — Ты же обещал, что мы останемся тут. Крути свои дела, если тебе надо. А там и детей сразу отберут, отправят по детским домам, и мы все сядем за то, что их украли.
— А я передумал. Вон Витеньке спасибо скажите, он вчера на работу поехал и за каким-то лешим прихватил долговязого с собой. Не знаю, где они там валандались, только утром менты приезжали. Покрутились, покрутились да назад уехали. Тут такие мощности, что плевать на ментов я хотел.
— Ты ж от будки с нами приехал, домой пошел, откуда знаешь, что полиция приезжала? Помощничка, никак, заимел? — спросил Виктор.
— Не твое дело, — зло бросил Афанасьич. — Считай, что птичка на хвосте принесла, их в лесу пруд пруди.
— Андрей, ну хоть малышей пожалей, я с ними тут поживу, ну хоть какое-то время, — со слезами на глазах продолжала упрашивать Анна.
— Да плевать мне на все это отродье, родились у непутевых родителей, пускай и выживают как могут, я им в няньки не нанимался.
Сева все-таки не выдержал, огромным прыжком он выскочил из-за парты на потерявшего бдительность Афанасьича, ударил его в живот, в пах и ногой отшвырнул подальше выпавший из рук пистолет. Тот заорал что есть мочи, поливая всех отборной бранью, свалился на пол, и остальные мужчины уже приготовились кинуться на помощь юноше. Но внезапно в кабинет черным вихрем влетел зверь и со злобным рычанием кинулся Севе на спину, в мгновение ока прочертил когтистыми лапами кроваво-красные полосы и теперь тянулся разинутой пастью, стараясь достать до шеи. В кабинете началась паника, сидевшие у двери вмиг выскочили в коридор, другие сгрудились у дальней стены, третьи упорно дергали за ручки заклеенные на зиму окна. Зверь уже не рычал, он истошно скулил, но продолжал сжимать зубы на шее у Севы, а тот изо всех сил пытался дотянуться до пистолета. В этой суматохе, Юля на миг потерялась в голосах, но через секунду ее органы чувств обострились и, инстинктивно, даже не понимая, что выдает себя, она протянула ладонь вперед и выкрикнула:
— Хаэрэ! Маи ки ахау!
Как и в прошлый раз, зверь отчаянно взвизгнул, отскочил в сторону, но не бросился бежать. Пригнув голову к полу, он быстро подбежал к Юле, ткнулся мордой в протянутую ладонь и встал перед ней, высунув язык и виновато поскуливая. Зверь тяжело дышал, и Юля чувствовала, что его мозг сейчас является полем боя между ней и Женькой. Только Женя, судя по всему, находился где-то за пределами школы, вопли Афанасьича небось до самого озера разносились. Трус! Юля выкрикнула это слово мысленно, и с яростью вытолкнула юнца из головы зверя. Тот притих и теперь недовольно уставился на лесничего. Наконец девушка огляделась, взгляды всех находившихся в помещении обратились на них, все не отрываясь, — кто с неподдельным восхищением, кто с откровенным страхом, кто с нескрываемой ненавистью, — смотрели на хрупкую невысокую девушку и страшного зверя, вмиг превратившегося в верного защитника. Первым опомнился Афанасьич.
— Ах ты стерва! Зараза! — выплевывал ругательства лесничий, пытаясь на четвереньках оттолкнуть с пути все еще лежащего на полу Севу и схватить пистолет. — Так вот кто тут сует нос не в свои дела, вот откуда второй камень появился, ах ты дрянь! А я ведь на мальчишку, на этого стервеца, думал. Хотел душонку его мелкую вытрясти, да не успел.
Ему, наконец, удалось подняться. Держась за стенку, ненавидящим взглядом он уставился на Юлю. У нее кружилась голова, Женя снова пытался вторгнуться в мозг зверя, а она изо всех сил сопротивлялась нарастающему давлению. Зверь тихонько рычал и пошатывался, но не отходил от девушки. Она положила руку ему на голову и прижала к себе.
— Так вот чего Гришка тебя сюда припер, строила из себя дурочку, училку недоделанную, а сама значит помогала этим хмырям. А, знаешь, что, тебе я разрешу остаться чуть подольше, — льстивым тоном проговорил он. — Откроешь переход, покажешь, как и чего, а дальше видать будет. Денег заплачу, может немного, но заплачу. А может и насовсем останешься, тут много добрых мужиков появится, лес станут валить, а ты ничего девка, статная. Линзы-то снимешь, зеленоглазая будешь.
— Так значит, переход существует? — спросил Сева, он уселся на корточки возле стены и удивленно смотрел на Юлю, прижав ладонь к раненой шее.