Он одним глотком допил содержимое, посмотрел сквозь бутылку на окно, за которым уже стало совсем светло, и резко швырнул ее об пол. Стекла мелкими брызгами разлетелись по сторонам, а Веня зажмурился и снова заскулил.
— Дааа! — с сарказмом в голосе протянул Алексей. — Может быть я слабак, но я не стесняюсь признаться в этом. Только пью я не от слабости, а чтобы заглушить эту чертову тишину, чтобы выключиться и перестать думать. Ты когда-нибудь терял друзей и любимых людей, а, Жень? Да их у тебя никогда не было, ты никогда никого не любил кроме себя, слышишь, ты, чертов эгоист. Ты даже отца родного убил, единственного человека, всей душой желавшего хоть что-то изменить в этом поганом мире. Они были моими друзьями, все, и Иван, и Григорий. А теперь и Ванька ушел, счастливый человек. Знаешь почему счастливый? У него есть семья, Зина с Илюшкой, а у меня и жену этот мир забрал, и ребенка.
Юля подошла ближе и опустилась на ковер возле дивана, но Алексей не замечал ничего вокруг. Он закрыл глаза, и теперь уже шепотом продолжал:
— Я не сновидец, ни разу, но когда тут появилась Юля, нутром почувствовал, что что-то произойдет, нет, не сразу, а когда увидел ее прекрасные зеленые глаза. Я понял, что она и есть тот самый человек, который сумеет хоть что-то изменить, сдвинуть с мертвой точки. И у нее получилось. За какой-то месяц она сумела разгадать все тайны, над которыми мы бились десять лет. Понимаешь, моей целью было увести детей, — он стукнул кулаком по груди, — моей, а вышло у нее. Она открыла этот чертов переход и ушла с ними, а для меня судьба снова уготовила поганым взрывом захлопнуть его прямо перед носом. — Он вдруг рассмеялся. — Но это же мой родной мир, собственно, я и должен был в нем остаться. А Юля, она вернулась домой. Ей там точно будет гораздо лучше, жаль только я никогда не смогу сказать ей, как я ее люблю…
Алексей замолчал и повалился головой на подлокотник. Юля взяла его ладонь и легонько сжала, а он чуть улыбнулся во сне и притянул ее руку к своей щеке. Она долго сидела рядом, гладя мужчину по спутанным волосам, ошеломленная его словами, испытывая одновременно и жалость, потому что в этом мире ему в очередной раз пришлось страдать, и радость, ведь она сумела вернуться за ним.
Глава 11. Возвращение
Юля изредка заглядывала в комнату, вслушивалась в тревожное дыхание Алексея, и с грустью смотрела на многодневную щетину и торчащие в разные стороны пряди нестриженных волос. В ожидании, пока он проснется, она успела прибраться, затопила печку и теперь стояла с чашкой кофе у окна, глядя на дом бабки Авдотьи. Неожиданно дверь в ее доме открылась, и подвязанная толстой серой шалью, она спустилась по ступенькам. Выглядела Авдотья осунувшейся и еще более сгорбленной, видимо события и ее сильно подкосили. Накинув куртку, Юля вышла на улицу. Бабка Авдотья если и удивилась ее появлению, совершенно не подала виду.
— Здравствуйте, Авдотья Михайловна, — проговорила Юля и присела на скамейку рядом с ней.
— Здравствуй, Юля, — устало проговорила она, а потом помолчав, добавила. — Вернулась, значит, сумела сделать так, как Ванюша мой хотел. Чуяло мое сердце, с самого твоего появления, есть в тебе искорка, а когда ты ворожбу мою остановила, то уж точно поняла. Ты уж прости меня, дуру старую, за то, что мешала. Все я понимала, и Максимушку мне было жалко, только Женя-то родной внучок, вот и давил на меня Андрей, что чужого мальчишку приветила, а родной кровинушке не помогаю. Кабы знала я тогда, что он Ванюшу-то убил, видела ведь душу его окаянную насквозь, а того дела мерзкого не разглядела. Скажи, жив хоть Максимка-то?
— У Максима все замечательно, — улыбнулась Юля, — он теперь дома с родным дедом, в школу пошел. Максим — умный мальчик, он еще много чего сможет сделать в жизни.
Старуха кивнула, одной рукой она держала неизменную отполированную палку, а скрюченными пальцами другой водила по колену, рисуя незамысловатый узор. Подбородок ее слегка подрагивал, а взгляд, как недавно и у Алексея, устремился в одну точку.
— Видишь, как судьба их тут оставила. Женька-то у меня все жил, требовал, чтоб рассказала, где записи Ванины. А я и знать не знала, что он чего-то пишет, было — уезжал, пропадал, но всегда возвращался и все больше кручинился. А тут в горячке и проговорился Женя, про убийство-то, уж я его и отчитала, ругала, почем зря, но совестью не мучаюсь. Не нужон такой внучок, коли на родного отца руку поднял, ну я его больше с той поры и не видела. И к Лёшеньке приставал, все чего-то требовал, грозился, и до драки у них доходило, думала поубивают друг дружку, а чего я сделаю, с клюкой-то. Жалко Лёшу, сам не свой тут ходит, возле пепелища встанет и глядит все с тоской.
— Умер Женя, Авдотья Михайловна. Возле озера сейчас лежит, похоронить его надо.
— Умер? Ну пущай земля будет пухом, — проговорила Авдотья охрипшим голосом и стала водить палкой по мокрой земле. — Может в той жизни исправится, в этой столько бед натворил да горя принес.
— А что здесь было после нашего ухода? — тихо спросила Юля.
— Ох, страшно в тот день было. Милиция с сиренами приехала, Андрей ружье приволок, стал стрелять, ну его скрутили, да и увезли. А тут горело все адовым пламенем, пока пожарные с города доехали ничего и не осталось от тех домов. Ну может оно и к лучшему. Андрей там наплел про детей-то, а остальные молчали, тут приехали, покрутились-повертелись среди головешек, да ничего и не нашли, их больше интересовало, чего взорвалось. С одной стороны яма, да железки искореженные, погрузили их да увезли в город. Хотели в лес сунуться, походили-походили и плюнули. А Алёша тогда Аню из дома волок, она все лезла в огонь вещи забрать, в голос кричала. Он дыма надышался, вот тут у меня на пороге упал, мужики наши его помогли в дом занести, он и отлеживался.
— Значит никого больше здесь нет?
— Нет, — закачала головой старуха. — Девчата все в городе остались, устроились там, только Алёнка приезжает, продукты привозит, да все уговаривает нас с Лёшей тоже ехать. А я не хочу, мне и осталось-то не так и много, поживу тут одна, леса я не боюсь, и Ванюша мой тут под березками лежит. А Алёшка, он уж вроде согласился, да тут новость пришла, что Гришка в больнице помер. Тут он и стал чудить, запасов выпить-то полно было у Ивана, там вот, в комнатушке над крестом, — махнула палкой бабка Авдотья. — Юля, ты на меня зла не держи, прости старуху безумную.
— Я и не держу, Авдотья Михайловна, что вы, — тут же отозвалась Юля. — Скажите, а почему вам Люда, жена Лешина не понравилась? Зина сказала, вы тогда тоже на нее начитывали.
— Пустая она была, то бишь бездетная. Чуяло мое сердце, что не разродится, когда время придет, вот и хотела Лёшку огородить от расстройства. Словам бы не поверили, вот я так. — Она помолчала. — Покуда тут будете, не забывайте про старуху, поговорить чуток хочется. Заходите, я вас чаем душистым напою.
— Хорошо, Авдотья Михайловна, — кивнула Юля, — пока пойду, а то печка топится.
— Иди, милая, иди, — проговорила бабка Авдотья, и тяжело поднявшись, тихонько поплелась вдоль забора.
В доме уже не было полнейшей тишины, в печке весело потрескивали дрова и гудело пламя. Алексей все еще спал, и Юля сидела на кухне со стопкой книг, выбирая нужные для Влада. Веня выбрался из одеяла и, пошатываясь пришел к ней, устроившись возле ног. Он хромал на заднюю ногу, и на боку у него виднелся длинный залитый зеленкой шрам. Но судя по его затянувшемуся виду, жизни Вениной ничего уже не угрожало.