Часть первая. София
«Бездна бездну призывает» латинская пословица.
Вместо предисловия.
Мы часто не обращаем внимания на мелочи, ежедневно происходящие с нами и вокруг нас, которые неразрывно связаны с подсознанием. Мы отмахиваемся от непонятных и пугающих снов. От ощущений и предчувствий, которые накатывают, как волны. От тревог и страхов, ужасающих мистической необъяснимостью. Все мы испытываем их. Не лукавьте, дорогой читатель, говоря, что Вам удаётся отмахиваться от этого, словно воображаемой ракеткой отбивая волан непонятного. Только берегитесь, иногда в неизведанном сознанием, призрачном мире могут отбить Вашу подачу. И она вернется обратно, и вот тут всё зависит от изворотливости и умения: сможете ли Вы отыграться снова. Так представляется мне жизнь своеобразной замысловатой игрой, которая предполагает вопрос: кто? Кто выиграет: провидение или я?
Сейчас, когда противостояние близится к концу, мне удалось понять: не мы выбираем соперника, провидение само выбирает соперниками нас. Сколько предвестников приближающейся страшной игры мы испытываем. Даже маэстро Фрейду, который все, что ни приснится, сопоставлял с сексом, не открылась истина, предложенная Морфеем.
Люди видят сны. Они пугают и влекут. Они очаровывают и отталкивают. Мы ведём себя, как смешные нелепые туземцы, пытаясь понять чудо сна, как пытался понять первобытный человек магию огня. Сон дарован нам свыше. Провидением? О чём оно пытается предупредить?
Не хочу быть голословным, ведь все иногда видели сны, которые сбывались. Сновидения, пробудившись от которых, вы, прислушивались к шорохам и звуками и пытались унять, несущееся галопом сердце. И с облегчением опускались на подушки, мокрые от охватившего вас страха, не слыша больше, растревожившего сознание, шума. Ужас сна. Что это? Предупреждение? Угроза? Это начало игры. Теперь всё зависит только от вашей изворотливости, а провидение само решит, чья «подача» сильнее.
1.
Иногда мне кажется, я знаю, с чего всё началось. Может мне хочется верить, что знаю. Первые детские воспоминания наполнены кошмаром, который представляется мне пугающим Букой из-под кровати. Оскал его ужасающ, но глаза моего детского Буки закрыты. Я плакал во сне, просыпаясь от крика. Ко мне подбегали мама и отец, брали на руки, успокаивали, баюкали. Потом сердились, искренне не понимая, как может бояться спать ребёнок в крошечной комнате коммунальной квартиры, где на восемнадцати метрах ютились ещё дед, бабуля, и моя маленькая новорождённая сестричка Сонечка. Кровати стояли вплотную друг к другу, на расстоянии вытянутой руки. Чем старше я становился, тем крепче сердились родители на мои ночные концерты. Я пытался объяснить им ночной страх. Но разве может ребёнок четырёх лет связно передать ощущение знания, что если жуткий монстр в его сне откроет глаза и посмотрит на него, маленькое сердечко остановится от ужаса.
Никто из взрослых не понимал меня. Я чувствовал: только Сонечка, малышка-сестра, смотревшая не по-младенчески серьезно и участливо, разделяла мои страхи и мучения. Сейчас, когда столько потерь и боли позади, я начал понимать, что лучше бы кошмарный Бука посмотрел на меня тогда, взглянул хотя бы одним глазом. Потому что настоящий монстр не он, монстр – я.
Время шло, мы с Сонечкой росли. Маленькая комната дрожала от детских криков днем и от воплей ужаса вашего покорного слуги – ночью. Конечно, днем мы бесились не только на восемнадцати квадратных метрах. Мы все чаще устраивали вылазки в длиннющий коммунальный коридор, в котором находилось множество увлекательных и непонятных вещей. Где можно подслушать интересные разговоры взрослых. В коридоре мы отрывались вовсю мочь, пока кто-нибудь из соседей не выбегал с гневными репликами из своей комнаты. Тогда мы покорно возвращались к себе, притихшие и пристыженные. Дети не умеют надолго сдерживать кипучую энергию. Ребёнок напоминает мне щенка. То развлекает сам себя, крутится, как волчок, пытаясь уцепиться зубами за собственный хвост. Не успеешь оглянуться, уже проказничает, схватив тапок или ещё что в зубы, дурачится, и нет ему угомона. Так и мы – затихали ненадолго, а потом опять шалость била через край. Надо заметить, что заводилой всегда был я. Моя дорогая сестра Софи очень спокойная и послушная девочка, была настоящим ангелом, как любила называть её бабуля. Почему я говорю о ней в прошедшем времени? Теперь сестра не здесь. Она, надеюсь, в гораздо лучшем мире. Но до этого момента мы ещё не добрались, поэтому подожди, читатель. Пока мы ещё дети, и коммуналка дрожит от топота маленьких ножек, радостного визга и заливистого смеха, и душераздирающего крика по ночам.
Конечно, соседи тоже мучились от жутких воплей. Если дневные их раздражали иногда, то ночные злили не на шутку. Однажды, сидя в туалете, я услышал, как на кухне две соседские тётки обсуждали меня. Они говорили, что Нинка – дура (это они так о матери, глупые старые курицы), ей давно пора отдать мальчишку в «дурку». Я ещё не понимал значение грубого слова, но по интонации, с которой оно было сказано, даже детский умишко сообразил – там ад. И они договорились – если так будет и дольше продолжаться, сообщить районному врачу. Пусть придёт кто-нибудь и разберётся, что делать с ненормальным «щенком». Я чуть не свалился с толчка от ужаса, и, забыв, зачем я вообще туда пришёл, хотел выбежать и с кулачками кинуться на двух злобных тёток. Но в последний момент нечто остановило меня. Будто схватило за шиворот так, что ворот моей футболки врезался мне в горло, и дыхание перехватило. Тихий злобный шёпот прошелестел в ушах: «Рано». Я неслышно отпёр задвижку, и на цыпочках прокрался до комнаты. Страх и обида душили меня, и думаю, именно тогда появилось во мне чувство сильнее злости. Ненавистью я пылал. Мне хотелось убить. И я исполнил желание. Но убил не их. Первой я убил ба – так я звал бабулю. Сначала я думал – это простое совпадение. Всего я не понимал и не понимаю до сих пор, но вся страшная чертовщина начала выходить из-под контроля, когда умерла моя любимая бабушка.
Я узнал, что у неё была сестра, совершенно случайно. Ба никогда не упоминала о ней. Однажды я залез в сумку бабушки. Ох, что это был за восхитительный потёртый ридикюль. Я обожал без спроса, пока бабули не было дома, порыться в нём. Там умещалась куча прекрасных, понятных и непонятных мне вещей. Например, медали моей бабуси. В годы Великой Отечественной войны она была санврачом и, говорят, творила чудеса – делала операции так, что больные воскресали с того света. Так рассказывали люди, которые в праздник Победы приезжали поздравлять её. Девятого мая дверь нашей квартиры не закрывалась. Ветераны, прошедшие войну, приходили, чтобы поздравить бабушку, сказать ей слова благодарности за спасённую жизнь. Даже из других городов и стран приезжали повидаться с ней!
Всевозможные милые безделицы, неизвестно для чего пригодные, тоже хранились в бабулиной сумке. И конечно, старые выцветшие фото. Однажды я долго копался в ридикюле, перебирая «сокровища», и случайно почувствовал, что за надорванной подкладкой лежит кусок плотного картона. Мои любопытные руки и нос тут же влезли туда. Я вытащил фотокарточку, старую-престарую, и на ней увидел двух абсолютно одинаковых девчушек. Сначала мне показалось, будто они половинки единого целого. Но через секунду понял, насколько они диаметрально противоположны: как радость и горе, слёзы и смех, свет и тьма. Глаза одной лучились добротой, радостью и состраданием. Глядя на неё, душа пела от счастья. Это была моя любимая ба, только маленькая. Глаза другой горели неистовством, ненавистью и злобой. В тот момент я с ужасом подумал: «Вот они глаза безобразного ночного Буки. Сейчас я умру». Тут в комнату вбежала бабушка. Такой сердитой я её не видел никогда. Выхватив из рук фотокарточку, отшлёпала меня, как «сидорову козу», впервые в жизни. Я даже и не подумал зареветь. Может, потому что ещё не пришел в себя от испуга. Или поразил факт, что меня наказала моя добрейшая бабушка. Ещё мне врезалось в память, что несколько раз она повторяла один и тот же вопрос: «Ты Сонечку показал? Ты показал Сонечку?» Я думал, бабуля просто оговорилась от злости и спрашивала, не показывал ли я карточку Софи? Потом я понял, она боялась, что фотка увидит Софи сама. В ту ночь мне первый раз приснился не уродец Бука. Во сне мне явилась девочка с фотографии, бабушкина сестра - близнец, которая завораживающе шептала: «Приходи, дорогой, я жду тебя, ведь ты – это я.» Той ночью я впервые не орал, но обмочил постель, как малыш. Мне было ничуть не стыдно, потому, что случилось кое-что похуже – я перестал говорить.