Выбрать главу

[370]

«моральный мир» человеческого духа. Кантовское противопоставление мира явлений и умопостигаемого мира свободы исчерпало идею Лютера о человеке как «беспредельно свободном» в духовном измерении и «беспредельно связанном» в измерении эмпирическом («О христианской свободе»). К концу XIX в. Кант воспринимается теологией П. как своего рода протестантский антипод Фомы Аквинского [см. Ф. Паульсен, Философия П. (Кант и протестантство), пер. с нем., СПб., 1907].

Романтизм выдвинул одного из крупнейших теологов П. — Шле­йермахера, доведшего религиозное самоуглубление почти до эстетства. Характерная для XIX в. тенденция к соединению конфессиональной религиозной традиции с духом исторического релятивизма и позити­вистской научности оформилась наиболее отчетливо именно в сфере П. Ричль, один из столпов либерального П. (доминирующего течения в П. во 2-й половине XIX в.), давал, напр., такое толкование тезису о богочело-веческой природе Христа: поскольку учение Христа представляется наиболее возвышенным среди всех доступных нашему рассмотрению доктрин, «мы оцениваем Христа как Бога». Это создавало благоприятные предпосылки для научного исследования истории религии (тюбингенская школа, середина XIX в., школа А. Гарнака, ставшая ведущей с 1880-х гг.). Однако союз религии с позитивистским агностицизмом, ликвидиро­вавшим понятие чуда (см. G. Marquardt, Das Wunderproblem in der deutschen protestantischen Theologie der Gegenwart, Munch., 1933), a понятия богочеловечества и откровения превращавшим в оценочные метафоры, не мог быть прочным. В 1910-12 гг. в Америке складывается фундаментализм, требующий безусловного принятия на веру всего содержания Библии при полном игнорировании данных естественных наук. В Европе после 1-й мировой войны все популярнее становится наследие Кьеркегора, под влиянием которого складывается т. н. «диа­лектическая теология» (К. Барт, Э. Бруннер, П. Тиллих, Р. Нибур и др.), становящаяся господствующим течением в П. XX в. Все же либеральный П. не исчезает бесследно, и его методы прослеживаются даже у его оппонентов из лагеря диалектической теологии [напр., у Р. Бультмана, инициатора известной дискуссии о «демифологизации» (см. K.Jaspers, R. Bidtmann, Die Frage der Entmythologisierung, Munch., 1954; P. Barthel, Interpretation du langage mythique et theologie biblique..., Leiden, 1963)].

[371]

He составляя компактного единства даже в вопросах вероучения, П. обнаружил различное отношение к политической проблематике XX в. Либеральный П., как и резко полемизировавшая с ним по философско-мировоззренческим вопросам «диалектическая теология», придер­живались политического либерализма. В то же время националистические традиции П., противостоящие католическому космополитизму, выяви­лись в т. н. движении «немецких христиан», которое принесло в жертву фашистской идеологии коренные принципы христианства, призвав, напр., отбросить «раввинические» понятия греха и виновности (см. К. Meier, Die deutschen Christen, Halle, 1964). Созданная в ответ на это организация протестантского сопротивления «Исповедническая церковь» (Beken-nende Kirche) выступила против тоталитаризма и «фюрерства», уничто­жающих «священное одиночество человека перед Богом» (Д. Бонхёф­фер), и в памятной записке от 1936 г. осудила гитлеровский террор. Таким образом, религиозный индивидуализм П. допускает диаметрально противоположные политические программы. В этом отношении проте­стантский теолог в большей степени свободен, чем католический или православный богослов. С одной стороны, П. открыт для таких реакцион­ных идей, как расизм или одобрение атомной войны (для католицизма и то, и другое составляет, по крайней мере формально, предмет обяза­тельного осуждения), с другой — ряд протестантских деятелей связывает заповеди П. с прогрессивными целями. Если всякая религиозная идеоло­гия в приложении к жизни допускает различные толкования, то к П. это относится больше, чем к какой-либо другой разновидности христианства.

ПСАЛМЫ

ПСАЛМЫ [греч. \|/осА.цо1; древнеевр. название псалмов в совокуп­ности — tehillim, т. е. «хваления»; евр. назв. отдельного псалма, переда­ваемое греч. \|/ctA.|i.6c;, — mizmdr; термин «псалтирь» (греч. \|/otA.Tfpiov) появляется впервые у Филона Александрийского как передача евр. nebel, собств. «арфа»] — произведения иудейской и христианской религиозной лирики. Термин «П.» обычно применяется к сборнику 150 т. н. Давидовых псалмов, которыми открывается третий раздел ветхоза­ветного канона Библии. Этот сборник составлен для нужд иеруса­лимского храмового культа, по-видимому, в послевавилонскую эпоху (т. е. не раньше VI в. до н. э.), но включает и более ранние тексты.

[372]

Нумерация П. различна в древнееврейском (т. н. масоретском) тексте Библии (которому следует протестантская традиция) и в древнегреческом переводе т. н. Септуагинты (которому следует православная и католи­ческая традиция); ниже номера даны по масоретскому тексту. Поэтическая форма П. зиждется на метрической организации и на синтаксическом параллелизме; последний объединяет или синонимические вариации одной и той же мысли (напр., псалом 51, ст. 2), или общую мысль и ее конкретизацию (напр., 21, ст. 4), или две противоположные мысли (напр., 1, ст. 6: «Ибо Господь знает путь праведных — а путь неправедных погибнет»), или, наконец, два высказывания, находящиеся в отношении восходящей градации (напр., 67, ст. 6: «Благодарят Тебя, Боже, народы — благодарят Тебя все народы»). В ряде П., принадлежащих позднему времени и отличающихся особо формализованной структурой, применен акростих (напр., 25,34,37,111 и др.). По содержанию сборник П. выявляет ряд жанровых разновидностей; наряду с культовыми восхвалениями Яхве мы встречаем здесь мольбы (напр., 4), проникновенные жалобы (напр., 44) и проклятия (напр., 58), исторические обзоры (106) и даже типичную эпиталаму (45). Некоторые П. отличаются философски-медитативным характером; таков псалом 7, содержащий теологические размышления о величии человека («Что есть человек, что Ты помнишь о нем, — или сын человеческий, что Ты посещаешь его? Ты совсем немного умалил его сравнительно с богами, славой и достоинством увенчал ты его!»). Наконец, здесь есть и тона острой критики человеческого поведения и существо­вания (ср. особенно псалом 12: «Освободи, Яхве! ибо покончено с искренним — погибла верность среди детей Адамовых. Каждый ра­зыгрывает безумное действо со своими товарищами — проворными языками говорят они двоедушные речи...»).

Литературная форма П. находится в русле общего развития ближ­невосточной лирики (напр., псалом 104 близок к египетским гимнам солнцу эпохи Эхнатона), но выделяется своим резко личностным характером; Бог из объективной космической силы становится прежде всего соучастником человеческих излияний. Жанр П. разрабатывался в иудейской литературе и позднее (т. н. Соломоновы псалмы, I в. до н. э.), перейдя затем из нее в христианскую поэзию; на грани II и III вв. гностик Вардесан составил сборник из 150 христианских П. (на сирий-

[373]

ском яз.) и положил этим начало христианскому литургическому творчеству. Проникновенно-интимные интонации ветхозаветных П. оказали решающее влияние на возникновение топики «исповеди» у Августина, которая через секуляризующее опосредование легла в основу новоевропейской литературы в той ее линии, которая определяется стадиями сентиментализма (ср. «Исповедь» Ж. Ж. Руссо), романтизма и экспрессионизма. Переложения псалмов были весьма распростра­нены, в т. ч. в русской поэзии XVIII-XIX вв. (М. В. Ломоносов, Г. Р. Державин, Ф. Н. Глинка, Н. М. Языков, А. С. Хомяков). Наконец, П. оказали огромное влияние на фольклор и послужили источником многих пословиц.