Вдогонку послышались сдавленные звуки и рассерженное шипение. Я мчалась вперед, и это было непросто. Стебли пшеницы не хотели приминаться, наоборот — восставали на дороге, не давая сделать ни шагу. Иногда приходилось их перепрыгивать. Хохот не затихал. Все б сделала, чтобы эта зараза заткнулась. Но пока даже не знала, кто это и как себя вести. Кое-что я, конечно, могла. Но проклятая чужая территория! Вдруг здесь другие правила?
В ужасе понимая, что вряд ли смогу обогнать преследователя, я тем не менее не сбавляла скорости. Только думать на бегу — занятие не слишком продуктивное. Кончики пальцев онемели: долго удерживать зеркальную обертку нелегко, так можно и в ледышку превратиться. И на ногтях эта зараза оставаться не хочет, все ее тянет к живой плоти. А тут еще и бег с препятствиями.
Я обернулась. Мужичонка несся за мной на огромной скорости, стебли пшеницы падали перед ним как подкошенные. Ну да, не зря у него серпы вместо пальцев. Тени на поводке нигде не было. Громадина тоже исчезла.
Сморщенное лицо мужичка исказилось в жуткой гримасе.
— Не гуляйте ночью, фройляйн. Это…
Он разинул рот, словно хотел проглотить меня целиком. Я выставила руки ладонями вперед, серебро с ногтей перебралось полностью на кисть. Сверкнуло зеркальное рваное полотно, отражаемое со всех сторон невидимыми углами Зеркалья.
Мой преследователь завыл и рухнул на землю. Он хотел тут же встать, но по полю вдруг пронесся зеркальный импульс такой силы, что покрыл всю площадь до леса. Я не удержалась на ногах и шлепнулась на пятую точку.
Ночное небо вздрогнуло, мерзкий хохот умолк и тут же обернулся испуганным насмерть писком. Я замерла на месте, не зная, что делать. Кто это расшвыривается горгоньими приемами?
То есть… я сама их применила, когда преследователь упал на землю. Но здесь они усилены в несколько раз. Простому зеркальщику такое не под силу.
Раздался шорох. Кто-то тяжело ступал на примятые колосья. Очень тяжело и медленно. Будто увидел меня давно, но пока так и не решил, что со мной сделать.
Ладони неожиданно взмокли, я снова сжала кулаки, приготовившись сделать еще один не менее впечатляющий горгоний жест.
Он появился из тьмы, как луна скрылась за тучами, отказавшись освещать безобразие, происходившее на поле. Подошедший остановился от меня в нескольких шагах. Я почувствовала себя неуютно. Явно же разглядывает, как обезьянку в цирке. И, кажется, засмеяться и подразнить ему хочется куда больше, чем угостить бананом.
— М-да уж, — произнес этот кто-то. — Я его убью.
Минута тишины, а потом меня резко ухватили за плечо и поставили на ноги.
Я успела только взвизгнуть и приготовилась высказать нахалу все, что думаю, однако тут рассмотрела его лицо.
Глава 4
Душа на поводке
Крампе подозревал, что будут неприятности, но что прямо так сразу — нет. Стоило Софии исчезнуть в зеркале, как ее неугомонная подруга вскрикнула и почти кинулась за ней. Правда, только почти. Крампе успел коснуться руки Ярославы и еле слышно шепнуть:
— Спи.
Девушка замерла с широко раскрытыми глазами. Со стороны могло показаться, что она увлеченно разглядывает цветочный магазинчик через дорогу — только и всего. Пришлось на всякий случай подхватить под руку, придав себе и ей вид беззаботной парочки.
Клаус посмотрел на него с укоризной.
— Вот только не надо сейчас меня учить, — скучающим тоном попросил Крампе. — Знаешь ли, у меня был отпуск.
В серебристо-серых глазах Клауса не отразилось и намека на смущение. Вообще было ощущение, что он смотрит сквозь Крампе и стоявшую рядом Ярославу куда-то в пасмурную даль.
— Помоги ей, — холодно уронил Клаус.
Крампе и бровью не повел. Светлая сторона души — это, конечно, очень возвышенно и прекрасно. Но не тогда, когда ты нечисть. В данном случае морализаторство и вид Кенига, воплощавшего святую невинность и укоризну в одном лице, неслабо действовали на нервы. И хоть Крампе прекрасно понимал, что одному работать скучно, но святой в напарниках — мама дорогая. Поэтому и ответ получился следующий:
— Нет. Скорее всего, там Стефан. Он сестрицу и притянул. Поэтому не будем мешать, пусть сами разбираются. Да и пора ей входить в курс дела.
Клаус помрачнел, услышанное ему однозначно не понравилось. Однако он не мог не признать: в словах Крампе есть истина. Да еще какая.
Перемена климата теперь ощущалась куда острее. И пусть дома было куда уютнее и привычнее, Крампе осознал, что не отказался бы, чтобы из-за туч вышло яркое южное солнышко и брызнуло солнечными лучами на дома и каналы.