— Добрый вечер, — ответил я.
На ней не было надето ничего, кроме ночной сорочки, хотя в комнате и не было тепло. Под легкой материей ее тело по цвету и текстуре напоминало хорошо засоленные черные оливки, и мысль о том, что я мог бы с большим аппетитом откусить от нее кусочек, пронеслась в моей голове.
Мне было очень интересно, почему она оказалась здесь. Видимо, это был признак высшего гостеприимства со стороны хозяев. Ее преподносили мне так же, как бесчисленные блюда с изысканными угощениями, которые одно за другим меняли этим вечером за ужином. Хорошее настроение девушки тоже можно было легко понять. Она была рабыней в доме, где молодая госпожа только и горевала о постоянном отсутствии ее мужа. Конечно же, эта мулатка разделяла мечты всех девушек-рабынь забеременеть от свободного мужчины. Тогда ее сын мог бы стать свободным, и никто уже не сможет смотреть на его мать, как на рабыню.
Перед тем как я разобрался во всех ее мотивах, эти мотивы уже положили ее рядом со мной на кровать, где она начала петь и затем ласкать меня. Я благодарил Бога за свою одежду, которая для нее показалась диковинной, в противном случае я мог бы пасть в ее объятья сразу же. Конечно, моя истинная любовь, которая к тому времени превратилась уже в настоящий инстинкт, не позволила мне так просто расстаться со своей девственностью. Я попытался объяснить этой девушке, как обстоят мои дела, но каждый из нас оказался в Турции случайно, и мы не очень понимали друг друга. Мне было еще трудно говорить, потому что я никогда не знал, как разговаривают с женщинами по-турецки. Фразы, которые девушка понимала, вызывали у нее смех, так как они употреблялись в речи только купцов и торговцев. Таким образом, разговаривать с девушкой было глупо. Девушка думала, что я с ней заигрываю, как делают все влюбленные, и она не восприняла меня, даже когда я резко оттолкнул ее от себя. В действительности я даже ударил ее по лицу — и так сильно, что на ее глазах появились слезы.
— Нет! — сказал я. — Нет же!
Девушка забилась в угол комнаты, хныча, и мне пришлось предложить ей платок. Но больше я не пытался ее успокаивать, так как всхлипывания девушки-рабыни в этот момент были самым лучшим сопровождением моим мыслям, которые все еще не давали мне заснуть. Девушка всхлипывала и всхлипывала, боясь гнева своего хозяина, потому что она не выполнила его приказ.
Меня даже как-то взбодрил этот жест хозяина. Хусаин не забыл о моем тяжелом положении от радости возвращения домой. Он послал ко мне эту девушку, надеясь, что я забуду свою настоящую любовь. Хорошо, ее слезы утром покажут, что я остался непреклонен.
XVI
Мои предположения насчет мотивов Хусаина оказались правильными. Когда он зашел утром после молитвы, чтобы разбудить меня, то принес мне радостную новость о том, что он и его тесть решили выделить мне по пятьдесят грашей на покупку Софии Баффо у работорговца.
Путешествие по Золотому Рогу тем утром принесло обещание еще в сто пятьдесят грашей. Здесь, в маленькой колонии на окраине Галаты, жили купцы и торговцы из моей родины. Венецианский посол и другие добросердечные купцы, которые знали или губернатора Баффо, или моих родственников, тоже были рады нам помочь.
Из моего предыдущего опыта с моим дядей я знал, что в Стамбуле признавались деньги из любых городов: знакомые венецианские цехины, голландские гульдены, немецкие талеры. Даже турки уважали эти европейские монеты, потому что денежные средства в этой огромной империи не были однородными, а европейские деньги ценились по весу и не содержали сплавов.
К тому же по мусульманским законам на монетах не разрешалось изображение портретов, и султан Сулейман различал достоинство монет по арабским надписям. Кроме того, для европейца было очень трудно различить надписи на монетах, а для турок было немного проще изменить некоторые надписи, чем изображение Святого Марка при подделке стандарта Венеции. Я знал: те, кто торгует с турками, должны быть очень осторожны, чтобы не принять фальшивку. Но это легче сказать, чем сделать, особенно тем, кто не читает по-арабски.
Поэтому каждая сделка требовала отдельного внимания. Сделка зависела от вариантов различных валют, которые оказывались у купцов в кошельке. Цена также зависела от индивидуального суждения о том, скольким слиткам серебра соответствует та или иная монета. И еще она зависела от того, решат ли партнеры в данной сделке принимать монеты, которые запрещены в этой земле. Я понимал, что эти все детали мне придется обсуждать с работорговцем.
В данный момент я знал, что у нас есть полный кошель цехинов, гульденов и талеров, которые вместе приблизительно равнялись двумстам турецких грашей. Дядя Джакопо всегда учил меня уравнивать граши с гроссо «теми большими серебряными монетами», чтобы отличить их от простых «серебряников», маленьких асперов, сто двадцать которых составляли один граш. Я знал, что главный повар в султанском дворце, в подчинении которого находились пятьдесят поварят, получал в день сорок асперов. И только за три дня он зарабатывал один граш, работая на таких условиях два года почти без выходных, чтобы заработать такую сумму. Сколько же тогда мог стоить раб? Хозяину приходилось кормить и одевать свою покупку, все эти вещи, напомнил мне Хусаин, не может позволить себе бедный осиротевший моряк, особенно если его женой собиралась стать София Баффо.
Хусаин посоветовал подождать день или два, когда другие купцы и торговцы помогут нам хотя бы еще пятьюдесятью грашами, но я не мог ждать. И набранная сумма денег вселяла в меня уверенность в хорошем исходе.
Вторая ночь с чернокожей девушкой прошла так же, как и первая, только она надоела мне еще быстрее, поскольку меня занимали совсем другие мысли. На следующий же день, вооруженный двумястами грашами, я заставил Хусаина отвести меня на рынок рабов.
Мы были уже там, когда огромные деревянные двери открылись.
В Стамбуле существует несколько мест, где можно купить раба. Гребцы меняют хозяев на причале рядом с морем. Если ищут сильного эфиопа для помощи по дому или покорную суданку для работы на кухне, обычно идут в сарай Хасеки.
Однако Хусаин повел меня на рынок для первого класса, который находился совсем недалеко от дворца Оттоманской Порты. Нам пришлось пройти район продавцов жемчуга, прежде чем мы добрались до него. Какое разнообразие экземпляров жемчужин разной расцветки и размеров было разложено на бархатных подушечках в окнах каждого магазинчика! Это было испытанием. Если это было слишком дорого для тебя, то тебе не стоило даже идти дальше, туда, где продавались рабы.
Ковры, низенькие столы и кальяны были помещены под высокой мозаичной колоннадой. Здесь богатым покупателям подавались шербеты и другие восточные сладости. Покупатели могли раздумывать над покупкой и любоваться ею, как будто на вечеринке. Сама торговля казалась наименее значимой на рынке, который располагался по другую сторону каждого магазина, обогреваемый теплым весенним солнцем.
Я знал, что нетерпение было самым верным способом поднять цены на невероятный уровень, но я не дал Хусаину ни на минуту подумать, что я отдыхаю и расслабился. Я ходил то вверх, то вниз по колоннаде, пока не заметил знакомого лица служанки Софии Баффо. Женщина сидела с парочкой черкесских детей в одном из магазинчиков. Ей дали нитку и иголку и заставили показывать ее мастерство вышивания. К несчастью, от слез она так сотрясалась, что не могла работать.
— Глупая женщина, — сказал Хусаин и покачал головой. — Она должна выглядеть веселой, даже если ей невесело. Какого же хозяина она найдет с таким лицом, никто не захочет терпеть ее страдания всю жизнь…
Мой друг сел за стол под аркадой и стал ждать шербет, но я уже не мог сдерживать себя. Я сразу же подбежал к служанке.
— Мария! Мария! — закричал я. — Где твоя хозяйка?
Женщина была потрясена и несколько мгновений не могла говорить. Это позволило продавцу заметить мою заинтересованность, и он подошел ко мне ближе.
— Вас заинтересовала эта рабыня, мой друг? — спросил он. — У вас хороший вкус. Вы бы не смогли выбрать лучше, даже если бы потратили несколько дней, осматривая рынки Стамбула, нет, даже месяцы, ища по всему исламскому миру. Она немного худа, но это из-за длительного морского путешествия. Несколько недель нормальной пищи, и она снова будет в хорошей форме. К тому же она умелая. Она будет работать и выполнять все ваши распоряжения. Она с готовностью научится всему, что вы пожелаете. Ей нет еще и тридцати пяти лет, хотя она была уже один раз замужем, это был какой-то христианин, который наградил ее одним ребенком. Ребенок умер от проклятого климата ее родины. Но вы увидите, что здесь, в нашем климате, с ее здоровьем и силой, она сможет родить вам пару сыновей и стать прекрасной заботливой матерью для них. Даже трех или четырех, если пожелает Аллах и вы сами, мой уважаемый господин. В любом случае она окупит себя в течение года, могу вас уверить… — закончил он свою речь.