Составители настоящего тома по вполне понятным причинам не могут претендовать на роль друзей Зелинского. Однако мотивы, которыми они руководствовались при подготовке к переизданию его переводов, целиком совпадают с теми, которые положил в основу своего труда по переизданию переводов Анненского сам Зелинский. При этом надо помнить, что Зелинский редактировал переводы, отделенные от него обычно не более, чем 5-10 годами. Современный читатель получает в руки Софокла, переведенного более семидесяти лет назад, — за это время многое изменилось во взглядах на античность вообще и на Софокла — в частности. Зелинский сделал колоссально много для приобщения русского читателя к познанию быта и внутреннего, интимного мира древнего грека, — но это был грек, каким представлял его себе на рубеже XIX и XX вв. сам Зелинский, воспитанный на драматургии Ибсена. Героев Софокла он видел на современной сцене и оценивал их нормами психологии новейшего времени[714]. Современные издатели, если они не хотят дезориентировать читателя, обязаны показать Софокла таким, каким он был в V в. до н. э. Разумеется, право всякого читателя — домыслить для себя и применительно к своему времени мысли, чувства, поступки, мимику героев древней трагедии, оценить ситуации, в которые они поставлены драматургом. Однако переводчик не имеет права подсказывать свой путь, чтобы насильно вести по нему читателя.
Располагая индульгенцией, дважды выданной Зелинским будущим издателям его перевода, составители тем не менее сочли своим долгом как можно внимательнез отнестись к труду выдающегося русского эллиниста. Например, Зелинский достаточно свободно вводил в перевод такие слова, как "витязи", "волхвы", "терем", "хоромы", "вельможа", "огни лучин", более уместные в повествовании о русской старине, чем в древнегреческой трагедии. Поскольку, однако, они являются частью стиля, принятого Зелинским, эти образы почти везде были сохранены, несмотря на вносимый ими анахронизм. Исправление перевода Зелинского пошло в направлениях, ясных из предыдущих разделов этой статьи: были устранены злоупотребления по части таких понятий, как "рок" и "грех"; были исключены элементы модернизирующей психологизации и образы, внесенные в текст Софокла без достаточных на то оснований; исправлены очевидные неточности и недосмотры; за редчайшими исключениями была восстановлена однострочная стихомифия. Естественно, что при этом некоторое количество стихов пришлось перевести заново, — их число составило в среднем 8% от числа стихов в переводе Зелинского (в различных трагедиях — от 10,5 до 4,6%), в то время как исправления Зелинского в переводах Анненского достигали в I томе Еврипида примерно 18%, во втором — свыше 26%. Номера заново переведенных стихов указаны в примечаниях к каждой трагедии; те из них, исправление которых мотивируется в этой статье, отмечены звездочкой. Мелкие поправки специально не оговариваются.
Что касается внешнего оформления перевода, то в настоящем издании выдержано членение трагедии в соответствии с античной традицией (см. выше, с. 491) и сняты, за исключением самых необходимых, ремарки Зелинского, место для которых, скорее, в режиссерском экземпляре современного постановщика, чем в переводе древнегреческого автора. Впрочем, в преамбулах к примечаниям каждой трагедии везде, где это представляет интерес, воспроизводятся вступительные ремарки Зелинского. В квадратных скобках добавлены ссылки на стихи, которые могли дать основание Зелинскому для его сценировки. Указания, лишенные таких отсылок, следует отнести за счет режиссерской фантазии переводчика.
714
Издатели первого после Зелинского нового русского перевода Софокла В. О. Нилендер и С. В. Шервинский в своих "пояснениях к переводу", отмечая эрудицию Зелинского, вместе с тем справедливо писали: "Модернизация — принцип проф. Зелинского. Но модернизация его сомнительна тем, что она касается не отдельных выражений, ни даже языка, а самого характера чувств действующих лиц: Эдип, Антигона, Исмена переживают свои перипетии с пафосом французского романтика" (Софокл. Трагедии. М.; Л., 1936. I. С. 194).