Для разговора с управляющим, Софья попросила вынести на террасу кресло, в котором устроилась, укрывшись пледом, греясь в лучах заходящего солнца. Несмотря на тёплый вечер, её знобило.
Ранее её встречи с Гориным проходили в библиотеке, служившей ей одновременно кабинетом, но после того, как в ту злополучную ночь в комнате разбилось окно, его заколотили досками, и ныне там было темно как в погребе.
Застав хозяйку имения в усадьбе Горин и обрадовался и расстроился одновременно из-за того, что вверенное ему хозяйство оказалось в столь плачевном состоянии. Расположившись на террасе, засыпанной лепестками чубушника, Софья отстранённо слушала его рассказ о том, что творилось в имении в её отсутствие.
- Софья Михайловна, вы уж не судите строго. Дела в последнее время совсем плохо пошли. С тех пор, как вы два года назад дали добро на то, чтобы всех мужиков здоровых в рекруты забрали в ополчение в деревне только бабы, старики да дети остались, - оправдываясь, говорил Горин. - Пахать некому, сеять некому, то, что удалось в прошлом году засеять, в августе градом побило. Сами едва зиму пережили. Амбар пустой. В этом году последние средства ушли на то, чтобы зерна к посевной прикупить.
- Я вас ни в чём не виню, Савелий Арсеньевич, - вздохнула Софья. – У меня есть небольшие сбережения. Надобно бы дом в порядок привести до следующих холодов.
- Лес, положим, я найду, - смутился Горин, - а людей где брать? Своих плотников да лесорубов, почитай, совсем не осталось.
- Во истину, пришла беда – отворяй ворота, - невесело усмехнулась Софья. – Ничего, Савелий Арсеньевич, как-нибудь с Божьей помощью…
- А супруг ваш, отчего же не приехал? – осмелился полюбопытствовать Горин.
Софи нахмурилась:
- Мы с Александром Сергеевичем приняли решение отныне проживать раздельно, - тихо обронила она.
- Ну, а в помощи, может, он не откажет? – осторожно спросил управляющий.
- Я отпишу ему, - помолчав некоторое время, отозвалась Софья.
Настроение после разговора с Гориным испортилось совсем. Писать Раневскому и уж тем паче просить о помощи, не хотелось. Ей казалось, что её письмо Александр воспримет не иначе, как новую попытку сблизиться, а уязвлённое самолюбие требовало самой найти выход из сложившейся ситуации.
На следующее утро, наступив на горло собственной гордости, Софи села писать письмо.
«Mon chér, Alexandre», - вывела она на бумаге. Нахмурившись, она перечеркнула написанное и, скомкав лист, швырнула его на пол.
«Милостивый государь, Александр Сергеевич!» - написала она на другом листе. «Прошу извинить меня за то, что вынуждена обеспокоить Вас своей просьбой. Следуя Вашему пожеланию, я не стала обременять Вас своим присутствием в Рощино или Вознесенском и приняла решение поселиться в Нежино. Однако усадьба оказалась совершенно непригодной для проживания, дом нуждается в ремонте, на который у меня совершенно нет средств. Кроме того, после рекрутского набора в ополчение, у меня в имении почти не осталось лиц мужского пола, способных произвести подобные работы. Мне ничего не остается, как только просить Вас о помощи. Надеюсь, Вы мне в том не откажете».
После долгих и мучительных раздумий, Софья вывела под посланием свою подпись: «Софья Михайловна Раневская».
Перечитав ещё раз письмо, она торопливо засунула его в конверт и позвонила. Передав письмо явившемуся к ней лакею, Софи перевела дух. Уже завтра поутру её послание отправится в долгий путь в Вознесенское. Раневский, ежели он всё же подал в отставку и вернулся в Россию, получит его не ранее конца июня. Бог его знает, сколько времени пройдёт до той поры, когда она получит столь нужную ей помощь, ежели он вообще, сподобится оказать её.
***
На следующий день после визита Софьи к Раневскому, испросив предварительно его согласия и разрешения у Шеншина, явился граф Завадский.
Андрей начал разговор из далека, рассказав Александру о всех злоключениях Софьи с момента её похищения из Рощино. Раневский слушал, не перебивая, лишь ироничная усмешка время от времени кривила его губы, выдавая скептический настрой.