- Собираешься навестить могилу его сиятельства? – не удержался от сарказма Андрей.
- Нет, - нахмурился Александр. – Хотелось бы жену свою увидеть. Государь, сказал, что не будет противиться, коли я подам прошение о разводе, но прежде я хотел бы с Софьей поговорить.
- Её там нет, - поставил на стол свою рюмку Андрей.
- Софи здесь? – удивлённо вздёрнул бровь Раневский.
- Софьи нет в Париже, - отозвался Андрей. – Думаю, нынче она уже должна быть на границе Пруссии и Австрии.
- Сбежала, стало быть, - невесело усмехнулся Раневский. – Очень похоже на неё.
- Не ты ли, mon ami, говорил, что не желаешь её более видеть подле себя? – поинтересовался Андрей.
- Говорил, но не думал, что она покинет Париж.
- Что же ей оставалось делать? – пожал плечом Андрей. – Родня Чартинского её не признаёт. Венчаны они не были, дети не его.
- Оставь! – резко оборвал его Раневский. – Довольно о том!
Андрей нахмурился:
- Как скажешь, - обронил он, вновь наполняя рюмки.
- Мне велено передать тебе командование эскадроном, - уже спокойнее заметил Раневский. – Стало быть, и повышение в чине не за горами.
- Ты будто обвиняешь меня в том? – протянул ему рюмку Андрей.
- И в мыслях не было, - улыбнулся Раневский. – С тебя выйдет толковый командир. Придётся тебе задержаться в Париже, mon cher ami.
- Я бы охотно поменялся с тобой местами, - вздохнул Завадский. – Тоска по дому одолела.
Александр молча опрокинул рюмку: «Где теперь дом? Раньше был там, где Софья, а ныне… Но надобно возвращаться, Кити ждёт его».
- В Рощино поедешь? – поинтересовался Андрей.
Раневский отрицательно качнул головой:
- В Вознесенское. Кити, должно быть, там.
Завадский вздохнул: «О Софье так и не спросил. Пожалуй, упрямей Раневского ещё поискать надобно. Даст Бог, со временем остынет, одумается».
Александр покинул Париж на следующий день. Спустя три седмицы он был уже в Гродно. Мелькнула мысль повернуть на Москву через Смоленск, но он тотчас отмел её. «От Рощино до Нежино чуть более полутора сотен вёрст, слишком близко. Нет-нет. Дальше, как можно дальше. Только в Вознесенское!» До Вознесенского оставалось около десяти дней пути. Тёплый май сменился июньской жарой. На третий день миновали Вильну. Псков, Луга, всё ближе был Петербург.
Проезжая поворот, ведущий в усадьбу в Прилучном, Раневский придержал жеребца. Совесть требовала убедиться в том, что madame Домбровская благополучно добралась до своей усадьбы, но здравый смысл подсказывал, что его появление в Прилучном будет воспринято, как акт капитуляции, и тогда его отношения с Мари закрутятся в новый виток. Однако ни что не сможет заполнить звенящую стылую пустоту внутри, что образовалась в сердце с момента встречи с Софьей. Не желала более душа ни любви, ни страсти, одного лишь покоя.
После недолгих колебаний, Раневский подстегнул жеребца, оставляя позади узкий просёлок, ведущий в усадьбу в Прилучном. Не сдержавшись, за спиной шумной выдохнул Тимофей, затаивший дыхание в момент остановки.
Последние двадцать вёрст пути пролетели в одно мгновение. Спешившись у ворот, Александр кинул поводья, выбежавшему навстречу сторожу и пошёл пешком. Над головой, потревоженные лёгким ветерком, зашумели вековые липы. Из глубины парка пахнуло ароматом отцветающего чубушника. Поверхность пруда, возмущённая ветром заиграла солнечными бликами, слепя глаза.
- Барин приехал! Барин приехал! – зазвенел у крыльца тонкий мальчишеский голосок казачка.
Кити выглянула в раскрытое окно библиотеки, отложила книгу и, путаясь в подоле платья, устремилась на улицу навстречу брату.