Вернувшись с прогулки верхом, Александр застал пожилую даму в гостиной, куда её проводил дворецкий.
- Bonjour, madame, - склонился над протянутой рукой, Раневский, войдя в комнату.
- Александр Сергеевич, рада видеть вас, - улыбнулась Евдокия Ильинична. – Просите, что явилась к вам незваной. У меня к вам дело есть весьма деликатного свойства.
- Я слушаю вас, madame, - устроился Раневский в кресле напротив соседки.
- Мне, право, неловко говорить с вами на эту тему, - комкала в руках носовой платок Евдокия Ильинична. – Речь о моей племяннице.
Раневский нахмурился, но промолчал, не желая облегчать нежданной посетительнице её задачу.
- Мари, о, я не знаю, как выразить это словами, - вскинула на него полные слёз глаза, пожилая женщина.
- Уж говорите, как есть, - сухо обронил Александр.
- Я не знаю, откуда ей стало известно о вашей размолвке с супругой, но с тех пор она сама не своя. Рвалась поехать к вам, - всхлипнула Евдокия Ильинична, поднеся к глазам платок. – Мне пришлось запереть её в её же покоях. Я так боюсь, что она сделает что-нибудь с собой. Она не вполне здорова.
- Чего же вы от меня хотите, madame? – холодно осведомился Раневский.
- Ах, Александр Сергеевич, меня пугают произошедшие с ней перемены. Иногда она будто забывает о том, что ездила в Европу с вами, и тогда жизнь наша становится вполне сносной и мирной, но стоит ей услышать о вас, она словно одержимой становится. Умоляю вас, поговорите с ней. Скажите, что все слухи о вашей размолвке с женой – ложь и домыслы. Вы ведь тоже в какой-то мере ответственны за неё.
Раневский долго молчал, выстукивая барабанную дробь кончиками пальцев по подлокотнику кресла.
- Madame, поверьте, я вовсе не желал того. Наверное, мне стоило ещё, будучи в Польше, настоять на том, чтобы она вернулась, - заговорил он. – Я не давал никаких обещаний…, - осёкся он. – Впрочем, нет. Давал, - поднялся со своего места Александр. – Я обещал, что женюсь на вашей племяннице, коли факт смерти моей жены подтвердится. Но Софья Михайловна находится в добром здравии и уже вернулась в Россию.
- Простите меня. Возможно, вам неприятно будет услышать то, что я скажу сейчас, - перебила его Евдокия Ильинична, - но ходят слухи, что вы намерены подать прошение о разводе.
- Дело может затянуться на долгие годы, - кивнул Раневский, признавая сей факт.
- Но вы не желаете связывать себя узами брака с Мари? – тихо спросила женщина.
- Я вообще более не желаю связывать себя узами брака, - отчеканил Раневский. – Ни с одной женщиной, - добавил он.
Евдокия Ильинична вздрогнула от его холодного тона и растеряно оглянулась по сторонам, желая оказаться в данный момент где угодно, но только подальше от этой комнаты и мрачного мужчины перед ней.
- Я всего лишь прошу вас сказать ей о том, что ей не стоит питать каких бы то ни было надежд. Возможно, тогда она успокоится и вернётся в своё обычное состояние.
- Обычное состояние? – вопросительно выгнул бровь Раневский.
Евдокия Ильинична немного замялась, размышляя о том, стоит ли ей до конца раскрывать свою маленькую тайну. Вздохнув, она решилась:
- Александр Сергеевич, я уже говорила, что Мари не вполне здорова. Вернувшись из Европы, она пыталась покончить с собой.
Раневский вздрогнул. В памяти вновь всплыли события последней ночи, проведенной им в Гроткау.
- Как это случилось? – поинтересовался он.
- Доктор прописал мне капли, hyoskyamos (белена), подагра замучила, - опустила глаза Евдокия Ильинична. – Моя горничная хватилась их вечером, благо оставалась там сущая ерунда, от того и не случилось… Только вот после того, рассудок Мари совсем повредился. Порою она не может вспомнить, что делала накануне, - вздохнула женщина.