После трапезы Кити вышла на крыльцо, проводить своего теперь уже жениха.
- Берегите себя, Александр Афанасьевич, - осенила она его крёстным знамением.
- Мне ничего не угрожает, - блеснул белозубой улыбкой Сашко, - коли вы будете вспоминать обо мне в своих молитвах.
Катерина опустила ресницы. Её молитвы два года назад оказались напрасными и не уберегли Чернышёва от уготованной ему участи. Склонившись над рукой девушки, Морозов едва коснулся её губами и, не оглядываясь, сбежал по ступеням. Кити оставалась на крыльце до тех пор, пока всадник не скрылся за воротами усадьбы.
- Война окончилась, Кити, - услышала она за своей спиной. – Он непременно вернется.
- Он ещё совсем мальчишка, Саша, - вздохнула она, оборачиваясь к брату. – Я стану посмешищем для всего света, ведь он младше меня.
Раневский нахмурился:
- Этому мальчишке в жизни довелось испытать куда больше, чем иным мужам, убелённым сединами, - ответил он. – Ну, довольно о том, пора и мне собираться в дорогу.
После полудня Раневский выехал из Вознесенского. Натали проводила глазами из окна своих покоев отъехавший экипаж. Ей пришла в голову мысль: тотчас собраться и уехать, забрав с собой Машу, но вспомнив, чем ей пригрозил Александр, коли она его ослушается, она решила не рисковать. Видимо, у каждого существует свой предел терпения, а терпение Раневского она давно исчерпала.
Что касалось их отношений, то он и ранее не больно-то баловал её своим вниманием, но при жизни Анатоля бывало даже, что и утешал, когда промеж супругов случались размолвки. Но так было до тех пор, пока она однажды не открылась ему в своих истинных чувствах. Александр был ошеломлён, и ей даже показалось, что напуган. После того откровенного разговора он старался всячески избегать её, заставляя испытывать помимо мук сердечных ещё и стыд, и страх, что всё откроется, и Анатолю станет известно о её истинных чувствах к его младшему брату.
После того, как её муж, почти разорив семью, пустил себе пулю в висок, Натали недолго горевала о нём. Ей нечего было более опасаться, и она вновь попыталась сблизиться с Александром. После смерти Анатоля случилась одна единственная ночь, когда она тайком пробралась в спальню Александра и, дрожа от страха и предвкушения, осмелилась забраться к нему в постель, прижаться к тёплому сонному, коснуться поцелуем чуть приоткрытых губ. Александр был невозможно пьян и, обнимая её, в хмельном бреду шептал вовсе не её имя, но Натали было всё равно.
Поутру, очнувшись, Раневский был и удивлён, и сконфужен. Он поспешно выставил Наталью из спальни, и уже на следующий день сбежал из Рощино обратно в полк. Она так и не поняла тогда, было ли его удивление притворным, или он, в самом деле, не запомнил ничего из того, что случилось между ними в спальне.
Какое-то время Натали бережно хранила воспоминания о каждом мгновении той ночи, лелея в душе надежду, что однажды всё может повториться. Какое-то время эти воспоминания служили ей источником радости, но чем больше проходило времени, тем холоднее становилось отношение к ней Раневского. А то, что ранее радовало, стало источником постоянной сердечной муки, ибо никогда более не суждено было повториться пережитым в его объятьях мгновениям страсти.
Натали вновь воспряла духом, когда до неё дошли слухи о переменах произошедших в жизни Раневского, но сам он опроверг все домыслы, касающиеся его брака. Более ей нечего было делать в усадьбе. Оставаясь до его возвращения, она могли лишь навлечь на себя его гнев, а то и вовсе лишиться содержания, как он ей и пообещал. Тем не менее, Натали решила не торопиться покидать Вознесенское. Путь до Рощино не близкий, и у неё оставалась седмица, другая, чтобы побыть со старшей дочерью. Предстояло ещё объяснить Маше, отчего она оставляет её в Вознесенском, а сама уезжает обратно в Штыково, да еще столь поспешно.
Натали разыскала дочерей в будуаре Кити. Сияя насквозь фальшивой улыбкой, она устроилась на кушетке около окна и с воодушевлением принялась расписывать дочери грандиозные планы на предстоящий сезон. Мари оказалась совершенно не готова к тому, что мать оставляет её в Вознесенском на попечении тётушки и дядюшки, а сама торопиться вернуться в Штыково. С одной стороны, девушке было грустно расстаться с маменькой и младшей сестрой, но с другой, заманчивая перспектива окунуться в шумную праздную атмосферу столичного сезона, приятно будоражила воображение.