Когда добрались до Рощино, уже совсем стемнело. На задний двор встречать хозяина усадьбы высыпала почти вся прислуга. В неверном свете факелов Софье мало кого удалось разглядеть. Раневский коротко распорядился разобрать багаж. Поднявшись на крыльцо, Александр взял жену за руку:
- Вот супруга моя, Софья Михайловна Раневская, - обратился он к челяди. – С этого дня ваша барыня и хозяйка.
- Долгих лет вам барин с барыней, - послышалось со двора, мужики, кланяясь, поснимали шапки.
- Тимофеевич, - подозвал Раневский дворецкого, - проводи Софью Михайловну до её покоев.
- Сюда пожалуйте, - кланяясь ей, проговорил слуга.
Оглянувшись на Раневского, который, передав её заботам дворецкого, более не обращал на неё внимания, Софья последовала за прислугой. В комнате её уже ожидала Алёна. Камеристка помогла ей разоблачиться, убрала подвенечное платье, разобрала сложную причёску и расчесала пушистые густые пряди. Остановившись перед зеркалом, Софья оглядела своё отражение. Ночная рубашка, столь тонкая, что казалась прозрачной в свете нескольких свечей, не скрывала очертаний её тела, тонкие бретели не скрывали покатые плечи и полные руки. Застеснявшись собственного вида, Софья, подхватила плотный шёлковый капот и, накинув на плечи, туго затянула пояс.
- Принести, вам что-нибудь? – поинтересовалась Алёна.
Софья отрицательно качнула головой:
- Ступай, - отпустила она камеристку и присела на банкетку перед зеркалом.
«Может свечи погасить? - поднялась она с места. – Нет, не буду», - медленно опустилась она на сидение. В коридоре послышались тяжёлые шаги. «Идёт!» – отчаянно забилось сердце. С тихим стуком закрылась дверь в будуаре. Софья замерла на месте, боясь шевельнуться. Александр остановился на пороге, прислонившись плечом к косяку. Мундир его был небрежно расстёгнут, в распахнутом вороте рубахи мелькнуло золотое распятие. Раневский не сводил глаз со своей юной жены, испуганно сжавшейся под его тяжёлым взглядом. Преодолев страх, Софья поднялась ему навстречу. Дрожащими руками распутала узел на поясе и, скинув с плеч капот, шагнула к нему. Александр окинул взглядом всю её фигуру в невесомом одеянии. «Не смогу!» - мелькнуло в голове. – «Видит Бог, не смогу!» Всё в ней: полные руки, пухлые щёки, полное тело, просвечивающее, через тонкую материю, вызвало в нём отвращение.
- Доброй ночи, Софья Михайловна, - поднёс он к губам мягкую пухлую руку, едва коснувшись её невесомым поцелуем.
Развернувшись, Раневский покинул спальню жены, слишком громко хлопнув дверью. Подняв с пола капот, Софи завернулась в него и рухнула на кровать, стараясь заглушить рвущееся из груди рыдание. «Не захотел!» – стукнула она кулаком по подушке. Как жить дальше, если только один её вид, у него омерзение вызывает? Как жить с этим, если самой ей до дрожи в кончиках пальцев хочется коснуться его? Вволю нарыдавшись в подушку, Софья уснула. Наутро проснувшись с больной головой и опухшим лицом, Софи долго плескала почти ледяной водой на отёкшие веки, стараясь избавиться от следов ночных слёз. Алёна, поджав губы, застелила постель. «Не приходил, стало быть, барин, - расстроилась девушка. – Ох и наплачется барыня со своим мужем-красавцем. Хуже будет, если дворня шушукаться начнет. Неужто не понимает, на что жену свою обрекает? Нынче слухи среди челяди гуляют - завтра по соседям пойдут».
Старательно разобрав спутанные локоны, Алёна собрала волосы барыни в тяжёлый пучок, выпустив на волю несколько длинных вьющихся прядей.
- Платье какое желаете надеть? – поинтересовалась она.
- Ой, да мне всё равно, - отмахнулась Софья.
Вздохнув, Алёна отправилась в гардеробную. Выбрав лёгкое утреннее платье из голубого муслина, которое необычайно шло её хозяйке, подчеркивая цвет глаз и свежесть юного лица, девушка вернулась в спальню. Одевшись, Софья позвонила. Явившийся лакей, склонился в почтительном поклоне: