- Ваши комнаты готовы, позвольте, я провожу вас.
- Охотно, - с готовностью согласился Раневский.
Раневский, слегка прихрамывая, шагнул в полоску света, падающую от окна. Солнечные лучи золотом блеснули в светлых кудрях. Софья застыла на месте. Она не могла отвести взгляда от его лица. Нестерпимо до зуда захотелось провести рукой по его щеке, кончиком пальца коснуться губ, разгладить нахмуренные брови, прильнуть к широкой груди, подставив губы поцелую. Не было смысла лгать самой себе: Александр – единственный мужчина, который будил в ней подобные чувства. Сделав вид, что запнулась за прореху в ветхом ковре, Софи чуть покачнулась. Он аккуратно подхватил её под локоток и, как только, ей удалось выправиться, выпустил её руку. Софья подавила разочарованный вздох и, не оглядываясь, шагнула в полутёмный коридор.
Проводив Александра, Софья отправилась к себе. Предстояло собраться в дальнюю дорогу. Её камеристка что-то тихо бормотала на родном языке, укладывая вещи. Нетрудно было догадаться, что предстоящий неблизкий путь её не радовал. Пропустив мимо ушей сетования прислуги, Софи присела перед зеркалом, придирчиво рассматривая собственное отражение. Чересчур бледна и худа, под глазами залегли тёмные тени. Неудивительно, что её попытка соблазнить собственного супруга потерпела поражение. Досадуя на саму себя за несдержанность и, в тайне надеясь на то, что Раневский не догадался о неуклюжем манёвре, она принялась вынимать шпильки из волос, удерживающих пышный узел на затылке. Распустив пепельные локоны, Софья с остервенением принялась водить по ним щёткой.
- Permettez-moi, madame. (Позвольте мне, мадам), - забрала у неё расчёску француженка.
Пока Бланш аккуратно разбирала вьющиеся пряди, Софья, прикрыв глаза, едва сдерживала подступившие слёзы, вспоминая о том, как поспешно он убрал руку с её локтя. Неужели она настолько опротивела ему? Как же далее жить с этим? Ведь её-то по-прежнему влечёт к нему, не смотря даже на то, что при мысли о том, что он на протяжении двух лет делил с Мари самые интимные моменты жизни, в душе вздымалась волна невиданной злости, вызванной ревностью. Открыв глаза, она встретилась взглядом с Бланш через зеркало.
- Madame malheureuse? (Мадам расстроена?) - тихо поинтересовалась француженка.
- Нет, - покачала головой Софья.
- Le bleu de la robe pour le dîner sera à la fois. (Синее платье к ужину будет в самый раз), - позволила себе чуть заметную улыбку Бланш.
- Bien (Хорошо), - согласилась Софья.
Софи уже давно перестала уделять внимание собственной внешности, полагая, что отныне ей незачем беспокоиться о том, коли вся её жизнь отныне будет посвящена только детям. Однако, переодеваясь к ужину, она волновалась будто дебютантка перед первым выходом в свет. «Помни, - шептала она беззвучно, - ты женщина. Только от тебя отныне зависит, как сложится всё далее. Можно и дальше изводить друг друга взаимными упрёками до тех пор, пока, он не отвернётся от тебя и станет искать утешения на стороне, а можно попытаться вернуть прошлое». То самое прошлое, когда хотелось проводить все дни и ночи подле друг друга, когда казалось, что любить сильнее просто невозможно, когда от счастья взаимного обладания кружилась голова. Сознавала она и то, что вряд ли Раневский оценит её старания иначе, чем попытку соблазнения и страшилась быть отвергнутой.
Последний раз, оглядев себя в зеркале, она послала лакея, сообщить, что ужин накрыт. Спускаясь по лестнице, той самой, что стала причиной её неловкого падения, Софья крепко держалась за перила. Ступеньку давно заменили, но страх остался. Подойдя к дверям столовой, она замерла. Оставалась ещё возможность вернуться в свои покои, переменить платье на что-то менее вызывающее, поснимать украшения и предстать перед мужем в том виде, в каком была в момент его приезда.
Вздохнув поглубже, дабы унять волнение и бешено бьющееся сердце, Софья сдержано кивнула лакею, открывшему перед ней двери. Ступив на порог столовой, Софи растерялась. Погрузившись с головой в свои переживания, она совершенно позабыла о Горине, а ведь по давно заведённой традиции обедали и ужинали они вместе. Вот и ныне Савелий Арсеньевич был в столовой и вёл непринуждённую беседу с её супругом. Раневский обернулся. В синих глазах мелькнуло удивление, но Александр тотчас опустил ресницы, скрывая взгляд. А вот Горин своего удивления скрыть не сумел и рассыпался в цветистых комплиментах.