Выбрать главу

Взгляд Софи оставался холоден, но заметив, как ладонь графини скользнула в руку супруга, в поисках поддержки, оттаял, потеплел. А когда вслед за графской четой в передней появилась нянька с графским наследником на руках, так и вовсе от былой настороженности хозяйки Вознесенского не осталось и следа. Улыбка светлая и радостная озарила её лицо, и она первая раскрыла объятья, сделав шаг навстречу графине. Надин слегка смешалась, но устоять против такой встречи не смогла. Обменявшись приветствиями и поцелуями, вся шумная компания покинула переднюю и переместилась в уютную диванную, где уже был накрыт стол с лёгкими закусками к чаю, дабы подкрепиться перед тем, как ехать ко Всенощной.

Ступив на порог, Надин окинула взглядом комнату. Прежде ей не доводилось бывать в Вознесенском, только в Рощино, хотя когда-то и грезила о том. Кити поднялась навстречу вошедшим, расцеловала Надин в обе щеки и замерла перед Андреем. Что-то давно забытое шевельнулось в душе при взгляде на него. Светлые кудри, внимательные серые глаза, едва заметные лучики тонких морщинок вокруг глаз и та самая улыбка, что прежде сводила её с ума.

Как же давно они не виделись, сколько времени прошло, сколько всего когда-то разделило их и события, и люди, и вот он вновь, так близко и, одновременно, так далеко. Завадский склонился над рукой Кити, и едва коснувшись её губами, выпрямился, глядя ей прямо в глаза. Кити не отвела взора. Андрей улыбнулся ей легко и непринуждённо, и морок, что нашёл вдруг на неё, отступил. Что было, то было, и уж давно быльём поросло.

- Вы с каждый днем всё краше, Екатерина Сергеевна, - заметил Завадский.

- Благодарю, - опустила ресницы Кити. – И пусть я даже знаю, что вы мне льстите, - рассмеялась она, - но, тем не менее, мне ваша лесть приятна.

У Надин похолодело сердце, пока она сквозь ресницы наблюдала за супругом и madame Морозовой, но перехватив взгляд Кити, полный любви и обожания, адресованный супругу, она тихонечко перевела дух. «Показалось, пустое всё», - успокоила она саму себя.

Вернувшись из Парижа, André переменился. Исчез пылкий влюблённый в неё молодой человек. На смену ему явился мужчина, знающий себе цену. О сколько раз она изводила себя муками ревности, замечая пылкие взгляды московских красавиц на светских раутах и балах, адресованные молодому полковнику. Но ни одной из них не удалось расположить его к себе, а уж тем паче завоевать его благосклонность. Граф Завадский хранил верность своей графине. Но всякий раз, вспоминая о том, с каким пренебрежением относилась к нему прежде, каким долгим оказалось его молчание в разлуке, как сильна была его обида, Надин ощущала, сколь хрупким было их перемирие, сколь хрупкой была его любовь к ней. От того и старалась, как могла, сохранить то немногое, что ей осталось. Только лишь с рождением сына, к ней вернулась былая уверенность в его чувствах, но полученного опыта с лихвой хватило, чтобы понять, как легко она сама чуть не разрушила собственное счастье.

Двери, ведущие в диванную, распахнулись под рукой лакея, и в комнату ступила Маша. При взгляде на племянницу, Александр с трудом подавил тяжёлый вздох. Восемь лет минуло с того дня, как он заставил Натали передать ему опёку над дочерью Анатоля. В первый год они не выезжали в свет и у себя визитёров принимали неохотно. Как и полагала Софья, столичный свет, жадный до скандалов и сплетен, не мог оставить без внимания чудесное воскрешение madame Раневской. Слухи о её скандальном сожительстве с князем Чартинским в Париже догнали её в Петербурге. Немало времени понадобилось, чтобы о том ежели и не забыли, то перестали обсуждать в каждом салоне, от того и вывели Машу в свет, когда ей уже восемнадцать минуло. Три года Софья исправно выполняла взятую на себя роль la patronnesse (патронесса) при юной родственнице супруга, но Мари не спешила выбрать себе спутника жизни, хотя многие сватались к ней. Никому, не объясняя причин, она отказала многим, и в свете стали почитать её за гордячку cœur de glace (ледяное сердце), всё чаще говорили за её спиной. А в последние два года Мари так и вовсе наотрез отказалась выезжать. В этом году ей минуло двадцать три, возраст для девицы, мягко говоря, критичный. Софья тревоги супруга относительно будущего племянницы разделяла, но вслух своих опасений не высказывала.