- Софи, - позвал он жену. – Софи, посмотрите на меня.
Подняв веки, Софья оглядела его лихорадочно блестящими глазами.
- Андрей, - улыбнулась она. – Ты приехал? Когда?
Александр тяжело вздохнул. Скверное дело, коль она даже не узнает его. «Ведь может случиться так, что и не поправится вовсе, и тогда я вновь свободен буду, - подумалось ему. – Господи, прости! Прочь недостойные мысли! До чего же я докатился, если желаю смерти её?!» Поднявшись с постели, Раневский быстрым шагом вышел из комнаты. Остановив в коридоре лакея, он велел ему разыскать повариху и привести в его кабинет.
Расхаживая в нетерпении из угла в угол по комнате, Александр то и дело бросал мрачные взгляды на дверь. Наконец, раздался тихий стук.
- Да входи же ты, Лукерья, - едва не сорвался он на крик.
- Чего изволите барин? – испуганно глядя на хозяина, пролепетала женщина. – Ужин, что ль не понравился?
- Говорят, сестра твоя ведает, как хвори разные травами лечить? – уставился Раневский на кухарку.
- Истину говорят, - кивнула Лукерья.
- Сходи за ней. Софье Михайловне худо совсем.
- Так это, я сейчас, - заторопилась женщина.
Агриппина – старшая сестра поварихи Раневских, высокая статная женщина лет сорока пяти явилась в господский дом с корзиной различных снадобий. Только взглянув на Софью, женщина попросила отвести её на кухню. Заварив какие-то травы, что принесла с собой, она велела поить больную настоем, как можно чаще.
- Если до утра барыня жива будет, - говорила она Раневскому, - стало быть, Господь милостив к ней, выкарабкается.
- Неужто всё так плохо? – вздрогнул Александр, припомнив, о чём думал совсем недавно.
«Во истину говорят: бойтесь своих желаний!» - торопливо перекрестился он.
- Худо, барин, худо, - вздохнула Агриппина. – Коли сама она жить не хочет…
Вернувшись в спальню супруги, Раневский устроился в кресле подле кровати. Взяв с прикроватного столика книгу, он пролистал несколько страниц. «Пустяшный французский роман», - усмехнулся Александр. Зацепившись за какую-то фразу, показавшуюся ему весьма откровенной, он и сам не заметил, как увлёкся чтением. Распустив туго завязанный под подбородком галстук, Раневский стянул его с шеи и повесил на подлокотник кресла. Переворачивая страницы, он несколько раз отвлекался, бросая встревоженные взгляды на мечущуюся в постели жену, чутко прислушивался к тяжёлому хриплому дыханию. «Господи, спаси и сохрани, - вздохнул Раневский. – Как же жить буду с тяжестью такой на душе, коли…». Свеча почти догорела. Прикоснувшись ладонью к щеке Софьи, Александр выдохнул с облегчением. Жар уже не был столь нестерпимым, дыхание сделалось тише и ровнее.
- Саша, - тихо прошептала Софья, коснувшись горячими сухими губами его руки. – Не уходи, Саша.
- Не уйду, - прошептал в ответ Раневский, укрывая её одеялом. – Спи, не уйду.
Погасив свечу, Александр устроился в кресле. Разбудили его чьи-то тихие шаги. Мгновенно вскинувшись, он разглядел в сером утреннем сумраке камеристку Софьи. Поставив на круглый стол для завтрака поднос, на котором принесла отвар, заваренный накануне, Алёна едва не вскрикнула, увидев его.
- Барин, вы что же это, всю ночь здесь были? – удивлённо моргнула девушка.
Раневский приложил палец к губам и, поднявшись, потянулся до хруста в суставах, разминая затёкшие мышцы.
- Не буди, - тихо сказал он. – Проснётся, потом дашь, - кивнул он на чашку с отваром и неслышно ступая, вышел из комнаты.
«Чудны дела твои, Господи, - перекрестилась Алёна. – Может, стерпится да слюбится».
Проснувшись довольно поздно, Софья попыталась припомнить свой ночной сон. Улыбка скользнула по её губам: ей привиделось, будто бы Александр был ночью в её спальне. Повернув голову, она заметила на подлокотнике кресла шёлковый мужской галстук, который Раневский снял ночью и позабыл в её спальне. «Не привиделось, стало быть, - перевернулось в груди сердце. - В самом деле был здесь». Не будь она слабой как новорожденный котёнок, наверное, так бы и закружилась по комнате.