Заметив обращённый на неё пристальный взгляд молодой вдовы, незнакомка расправила плечи и только выше подняла голову. Презрительная улыбка, скользнувшая по красиво изогнутым губам, обожгла Софью словно огнём, обида невыносимой болью стиснула сердце: вот та, о которой он наверняка думал до самого своего последнего вздоха, а она лишь постылая жена, навязанная ему волею обстоятельств.
Отвернувшись от неё и Кити, Софья достояла до конца обряда отпевания, более так и не повернувшись в ту сторону. Как во сне смотрела она, как гроб опустили в могилу и засыпали землёй, установив над невысоким холмиком деревянный крест. Тягостным был поминальный обед. Большинство из тех, кто подходил к ней выразить свои соболезнования, были ей незнакомы. Уже после погребения и завершения поминок к вечеру приехал единственный близкий родственник Раневских, дядя Александра и Кити, Владимир Александрович Раневский.
- Софья Михайловна, - обратился он к ней, едва они остались наедине поздним вечером в малой гостиной, - я понимаю, что разговор, о котором я просил вас, не ко времени сейчас, но к своему великому сожалению не могу задержаться в Рощино слишком долго.
- Говорите, Владимир Александрович, - безразлично отозвалась Софья, - я слушаю вас.
- Как вы сами понимаете, я не могу оставить Кити на вашем попечении. Вы ещё слишком молоды, чтобы взять на себя заботы о девушке её возраста.
- Вы хотите забрать Катерину? – вскинулась Софья. – Впрочем, это, наверное, и к лучшему будет, - пробормотала Софья, вспомнив, обращённые к ней последние слова своей золовки.
- Вы можете оставаться в Рощино, ежели пожелаете, - продолжил Владимир.
- Могу оставаться в Рощино? – переспросила Софья, не совсем понимая, что хотел сказать ей дядя её покойного супруга.
- Видите ли, ma chèrie, - несколько смутился Раневский, - Александр не оставил завещания и никаких распоряжений относительно вас. Следуя закону, вам принадлежит одна седьмая его имущества. Хотя, какое там имущество, - вздохнул Владимир Александрович, - Штыково мой племянник отписал Натали, вдове Анатоля, - остаются Рощино да Нежино, поскольку Вознесенское по-прежнему в залоге у опекунского совета находится.
- Я не совсем понимаю вас, - медленно произнесла Софья, силясь уразуметь, что пытается ей втолковать пожилой, холёный господин.
- Я говорю, что после смерти Александра его наследницей является Кити, - теряя терпение, произнёс Владимир Александрович. – Вам полагается седьмая часть имущества, но это ничтожно мало, потому вы можете оставаться в Рощино, пока Кити не выйдет замуж и не вернётся сюда полновластной хозяйкой. Я выкуплю Вознесенское. Видит Бог, я предлагал помощь Александру, но он оказался слишком горд, чтобы принять её от меня и попытался решить все свои затруднения собственными силами, тем самым только усложнив всё.
- Вот как, - слабо улыбнулась Софи.
- Вы молоды и ещё устроите свою жизнь. Не стоит так отчаиваться, - вновь заговорил Раневский.
- Вы, на самом деле, полагаете, что кому-то нужна будет вдова без гроша за душой? – поинтересовался Софья, поднимаясь с кресла.
- Софья Михайловна, зачем же делать столь поспешные выводы? – нахмурился Владимир Александрович. – Как вдова моего племянника вы получите вполне приличное содержание.
- Благодарю, - глядя на него сверху вниз, отозвалась Софья. – Я не нуждаюсь в вашей благотворительности, Владимир Александрович. Ежели вы внимательно читали брачный договор, то должны были увидеть, что Нежино остаётся за мной даже в случае смерти моего супруга. Завтра я уеду из Рощино, дабы больше не смущать вас своим присутствием.
Степенно выйдя из комнаты, Софья едва ли не бегом бросилась к своей спальне. Слёзы душили, не давая дышать полной грудью. Ей весьма недвусмысленно дали понять, что более она не имеет никакого отношения к семье Раневских.
Как ни горько было покидать усадьбу, к которой привыкла, в которую вложила частичку своей души, Софья, верная своему слову, наутро велела упаковать багаж и после полудня отправилась в Нежино – единственное пристанище. Возвращаться в Завадное не было сил. Вернуться значило признать полное и безоговорочное поражение, крушение всех надежд и иллюзий, которые придумала сама себе, в которые верила и только тем и жила.